даже если бы захотела. – Она распростерлась на полу и рыдала в таком безудержном горе, какого не выдержало бы сердце ни одного смертного.
Вдруг Она прекратила рыдать, встала, поправила платье и, нетерпеливым движением закинув длинные локоны за спину, быстро подошла к прикрытому саваном телу.
– О Калликрат! – воззвала Она, и я вздрогнул, услышав это имя. – Я хочу вновь взглянуть на твое лицо, каких мук это мне ни стоило бы. Прошло уже около полувека, с тех пор как я в последний раз смотрела на тебя, – тебя, убитого моей собственной рукой. – Дрожащими пальцами Она схватила угол савана и замолчала.
Видимо, ей пришла в голову мысль, которая ужаснула ее самое, потому что Она заговорила странно испуганным шепотом.
– Что, если я подниму тебя? – Очевидно, Она обращалась к мертвецу. – Так, чтобы ты стоял передо мной, как встарь. Я могу это сделать.
Она вытянула руки, все ее тело напряглось так, что страшно было смотреть, глаза застыли и потускнели. Я в ужасе отпрянул за шторами, волосы у меня встали дыбом: я увидел – а может быть, это была лишь игра моей фантазии, – как мерно заколыхался саван, словно он лежал на груди спящего. Она отдернула руки, и колыхание сразу же прекратилось.
– Для чего, – сказала Она, – для чего возвращать видимость жизни, если я не могу возвратить дух? Даже если бы ты стоял передо мной, ты не узнал бы меня и делал бы только то, что я повелю. Ты жил бы моей жизнью, а не своей собственной, Калликрат.
Она стояла, размышляя, затем пала перед мертвецом на колени, прижала губы к савану и зарыдала. Смотреть, как эта женщина изливает свою страсть на мертвеца, было поистине ужасно – куда ужаснее, чем все до тех пор происходившее: я повернулся и, весь дрожа, крадучись направился обратно по темному коридору; у меня было такое впечатление, будто я видел душу, горящую в адском пламени.
Я шел, спотыкаясь на каждом шагу. Дважды упал, однажды свернул по ошибке в поперечный проход, но вовремя спохватился. Минут двадцать я тихо брел по коридору и только тогда понял, что, должно быть, уже миновал небольшую лестницу, по которой спускался. Все еще смертельно усталый, так и не оправясь от пережитого страха, я распростерся на каменном полу и тут же погрузился в забытье.
Когда я наконец очнулся, то заметил позади себя слабый луч света. Вернувшись, я нашел ту самую лестницу, освещенную слабым сиянием зари. Я поднялся по ней, благополучно достиг своей каморки, бросился на каменное ложе и сразу же провалился в сон, который правильнее было бы назвать мертвым оцепенением.
Глава XV
Айша выносит приговор
Когда наконец я очнулся и открыл глаза, я увидел Джоба, который успел уже оправиться от лихорадки. В слабом дневном свете, который просачивался через окошко вверху, он, за неимением щетки, вытряхивал мои одежды, аккуратно их сворачивал и складывал у меня в изножье. Покончив с этой работой, он достал из моей сумки дорожный несессер, открыл его и положил
