женственную натуру и стала верной женой. Потом они узнали, что через несколько месяцев ничего не вышло, а принц был так благороден, что отправил меня в другое королевство. И так я путешествовала, не сознавая, что это и было мое свадебное путешествие. А про эксперимент принцы говорили, чтобы не уязвить мое достоинство, они старались вести себя крайне галантно, не выдавая тот факт, что я им не нравилась как женщина. Они дружили со мной, чтобы я не расстроилась.
Обвинения лились рекой и словно проникали мне в самую душу, жгли мое естество. Сердце как будто постоянно щипали, а на глаза наворачивались слезы. Но родители и не собирались сдавать – они устроили мне молчаливый бойкот, а моим братьям, которые находились в замке, запрещалось заговаривать со мной. Слуги старательно избегали меня, я в одночасье стала самым одиноким человеком во всем королевстве.
Помню, как я плакала ночами. Это было несистемно, и из-за этого я плакала только пуще. Я даже не знала, что у меня может быть столько слез.
Так прошло два месяца. За это время я отчаялась, закрылась в себе, а мое сознание стало чистым как вода в горной речке. Мне было все равно, я чувствовала отрешенность от всего мира, но в то же время мне доставляло некое извращенное удовольствие смотреть на мир из-за скорлупы отчаяния. Видеть, как люди преследуют свои земные цели, и чувствовать, как я далека от всего этого. Я как будто рассматривала мир с высоты птичьего полета, с интересом пролетая над земным покровом. Я ощутила дрейфующее чувство эйфории, словно очутилась в бессистемном мире – я никому ничего не была должна, мне никто не был должен, и я не чувствовала ответственности, не чувствовала острого жжения, что надо было что-то срочно сделать, что надо куда-то бежать, успеть, достичь. Это было блаженное состояние, и в нем я закрылась от горьких слез и самобичевания.
В глубине души я понимала, что что-то в этой ситуации не так, что нужно разложить события по полочкам, выявить несоответствия, проанализировать… но не могла. Не хотела. Этот анализ вскрыл бы старые душевные раны, которые еще не успели зажить, а я не хотела причинять себе боль. Может быть, потом. А может быть, и нет.
Из моего состояния меня частично вывел отец, который вызвал меня одним вечером и приказал собираться в дальнюю дорогу. Я еду в королевство, говорил он, правитель которого обязан ему. Очень сильно обязан. И принц этого королевства возьмет меня в жены во что бы то ни стало, потому что так прикажет его отец. У него не будет выбора. Но если, сказал он и его голос стал таким холодным и едким, что я поежилась, а слезы чуть снова не выступили у меня на глазах… если я опять буду вести себя не как женщина, а как… тут отец процедил сквозь зубы ругательство, которое я не расслышала… то он больше не будет считать меня своим отцом. И после этого он грубо вытолкнул меня из своего кабинета.
В своей комнате я села в свое любимое кресло-качалку и стала постепенно оборачивать себя в скорлупу, мягко убаюкивая себя, не давая слезам выступить на глазах.
Когда
