И ее усмешка была той же, что во время нашей недавней ссоры. Кстати, я тоже не очень-то переживал! Когда вечером, на третий день, в домик Любы направился физрук, я уже был готов смеяться над собственной страстью. В сущности, а чего еще можно было ждать от этой красивой стервы? Она хочет мне отомстить мне за грубость? Но это же глупо! Кстати, я ни разу не сказал Любе, что люблю ее. Кого там, собственно говоря, любить-то? Женскую точеную фигурку, отполированную сотней мужских лап? Я что, и в самом деле такой кретин, который не знает, что представляют из себя моральные уродцы из горкома комсомола? «Плавали, знаем!» Впрочем, не очень-то знаем, но все равно слышали про их «шведские семейки». И пошло оно все!..
Короче говоря, у меня было довольно бодрое и жизнелюбивое настроение. А в тот самый вечер я болтал на скамейке с девчонками-вожатыми из «малышового» отряда и они смеялись до слез. Иногда, совершенно случайно конечно, я бросал взгляд на ярко освещенное окно Любы. За белой шторкой виднелись две тени. Иногда они соприкасались головами, но тут же одна из них торопливо отодвигалась в сторону.
Я с блеском закончил очередной анекдот… Девчонки дружно и звонко засмеялись. Я увидел, как тень Любы привстала и через пару секунд с силой и едва ли не дребезгом захлопнулась форточка в ее окне.
Часам к одиннадцати, уже после пионерского отбоя, в наш лагерь пожаловали так называемые «местные». Это была толпа полупьяных ребят лет двадцати – двадцати пяти. Они отличались не столько осознанной агрессивностью, сколько пустой и бездумной наглостью. Редкие визиты местной шпаны не причиняли никому особых хлопот. «Местные» хорошо понимали, чем могут окончиться для них «шуточки» среди детей и сами усмиряли своих перебравших спиртного дружков.
Тут нужно заметить, что я не из тех людей, которые верят в собственную крутизну и ищут приключений. Более того, я охотно иду на компромисс почти во всех критических ситуациях, но совсем не потому, что не умею драться. Три года я ходил в боксерскую секцию и исправно колотил «грушу». Боксера из меня не получилось, но я научился не только наносить удары, но держать их.
В тот вечер, к собственному удивлению, я не пошел на компромисс с «местными»… После того, как я и нежеланные гости перебросились парой-тройкой, в общем-то, ничего не значащих фраз, началась драка. Теленок исчез… Теленок вдруг превратился в свирепого кабана, и этот кабан пошел напролом. Я не чувствовал боли и я не понимал за что я дерусь. Передо мной мелькали полутемные лица, смутные фигуры, а все звуки слились в невнятный гул. Шпана выбрала довольно правильную тактику – меня взяли в круг, то есть «местные» предпочли держаться от меня на расстоянии. О мою голову и плечи сломали пару кольев, но меня боялись. Кроме того, кольцо вокруг меня пусть и медленно, но все-таки редело…
Через несколько минут в центр драки бросилась директор нашего пионерлагеря – дородная, тридцатипятилетняя женщина, которую мы, лагерный молодняк, снисходительно называли «Тетка». «Тетка» смело пустила
