что-то странное, даже неестественное. Он словно ждал чего-то, и его нетерпение выдавала постукивающая по полу нога, одетая в высокий, модный ботинок. Лица незнакомца тетя Поля не видела, но почему-то посчитала, что оно такое же странное – тоскливое и мрачное.
«Скорбной какой-то, – решила уборщица. – Скорбной и безнадежный…»
Тетя Поля закрыла дверь и тут же забыла о странном постояльце.
15.
Шел мокрый снег… И было еще серо. Черт Конфеткин брел по покрытому тонким слоем воды и льда тротуару и с ненавистью смотрел на спину впереди идущего человека. Спина была широкой и темной. Человек остановился у пешеходного перехода и нажал на кнопку светофора.
«Аккуратный, сволочь», – промелькнула яркая и досадливая мысль в голове черта.
Конфеткин тоже остановился и вдруг понял, как мало у него сил. Черт привалился спиной к ярко освещенному киоску и вытер ладошкой мокрый нос.
«Дьявол! – с тоской подумал он о том, за кем шел. – Нет, хуже дьявола!»
– Эй, вы там, гражданин в шубе! – киоскерша, женщина с сонным лицом, постучала по стеклу. – А ну, отойдите от киоска.
Конфеткин вяло огрызнулся. Припавшая к стеклу киоскерша отпрянула во внутрь, охнула и истово перекрестилась.
Человек впереди перешел дорогу. Конфеткин поспешил следом… Он то дело оглядывался по сторонам, словно по привычке искал лазейку для того, чтобы удрать.
Черта догнала страшная мысль: «Не надейся!..» Конфеткину вдруг захотелось осесть на асфальт и завыть дурным голосом. Мир вокруг казался ему настолько надоевшим и беспросветным, что черта затошнило.
Конфеткин собрал в кулак остатки воли. Но то, что удалось ему собрать, тут же стало растекаться, как талый мартовский снег в горячем кулаке. Оставалось последнее средство: черт вспомнил свой недавний ужас, испытанный перед Голосом, там, в темноте подвала.
«А то хуже будет!..» – подумал он.
Из подсознания всплыла другая мысль: «Да разве может быть хуже?»
Конфеткина снова затошнило, а это был плохой признак. Не зная, что делать, черт наудачу припомнил запах свежего сена и французских духов.
«Весело же было!..» – с пронзительной тоской подумал он.
Он искал надежду… Но ее не было. Впереди маячила спина человека, черт не мог не идти следом, и надежда умирала. Точнее говоря, она превращалась в бездну.
Снег усилился и стал совсем мокрым… Конфеткин посмотрел вниз и вдруг не увидел своих ног. И черт никак не мог понять: это оттого, что гуще пошел снег или просто таяли его копытца…
Чертова кожа
Наверное, самая простая рифма к слову «ребенок» найдется сразу же – «теленок». Каким я был тогда, в далеком 1980-ом?.. Да и в самом деле большим, бесхитростным теленком. Даже самые мои жгучие мысли – будь то обида на чужую несправедливость или осмысливание собственного несовершенства – могли запросто и вдруг превратиться из кусачего овода в легковесную бабочку. И я – теленок! – пережевывая что-то или смеясь над чем-то, наблюдал за тем, что происходит
