«не от мира сего», человека с лицом и манерами бухгалтера, отличающегося от остальной пишущей поэтической братии совершенно адекватным поведением, абсолютным неприятием скандалов и не участием в писательских дрязгах в какой бы то ни было форме.
Кроме того, известно, что открытого замеса «футуризм, бурлескный метафоризм, авангардистский нигилистический абсурдизм, эксцентрично – пародоксальный ироикосмизм» раннего Н. Заболоцкого, в поздний период жизни поэта (хотя, смешно говорить «о позднем периоде жизни» человека ушедшего из жизни в какие – то скромные 55 от роду!) постепенно растворяются, заменяясь, как пишут, «общими философскими устремлениями и размышлениями о природе, естественностью языка, лишённого патетики, эмоциональностью и музыкальностью, большей близостью к традиции (А. Пушкин, Ф. Тютчев)»…
К антропоморфному изображению природы здесь добавляется аллегорическое («Гроза», 1946) … (Википедия). Наверное, в жизни каждого большого поэта есть немало выстраданной правды… Почти наверняка. И все же, тезис об «отсутствии патетики, эмоциональности», полного ухода футуристического, игрового, космически – трансцендентального из поздней поэтики Н. Заболоцкого, совершенного отказа последнего от попыток всеобщностно – всеохватного осмысления мировой истории вообще и роли отдельного человека в ней, думается, можно было бы и оспорить!
А в качестве иллюстрации к сказанному – одно из самых значительных (и одно из самых любимых моих!) стихотворений написанных «поздним», аж сорока – трехлетним Николаем Алексеевичем (напомню, что это апокалипсически – фантастическое сочинение, было положено на музыку К. Молчановым и прозвучало в фильме Станислава Ростоцкого «Доживем до понедельника»):
В этой роще березовой,
Вдалеке от страданий и бед,
Где колеблется розовый
Немигающий утренний свет,
Где прозрачной лавиною
Льются листья с высоких ветвей,
– Спой мне, иволга, песню пустынную,
Песню жизни моей.
Пролетев над поляною
И людей увидав с высоты,
Избрала деревянную
Неприметную дудочку ты,
Чтобы в свежести утренней,
Посетив человечье жилье,
Целомудренно бедной заутреней
Встретить утро мое.
Но ведь в жизни солдаты мы,
И уже на пределах ума
Содрогаются атомы,
Белым вихрем взметая дома.
Как безумные мельницы,
Машут войны крылами вокруг.
Где ж ты, иволга, леса отшельница?
Что ты смолкла, мой друг?
Окруженная взрывами,
Над рекой, где чернеет камыш,
Ты летишь над обрывами,
Над руинами смерти летишь.
Молчаливая странница,
Ты меня провожаешь на бой,
И смертельное облако тянется
Над
