кроме той, которая все время что-то бормотала под одеялом, провели в большую комнату и усадили складывать картонные коробки. За час Полина с трудом справилась с первой коробкой. Вздохнула и покосилась на остальных. Все работали так же медленно и вяло, за исключением ее давешней обидчицы, возле которой уже лежало три готовых коробки. Девушка заметила, что Полина смотрит на нее, и показала ей язык.
– Пошевеливаемся – раздался над головой Полины зычный голос великанши.
Все звали великаншу Поповной, что происходило не от ее имени-отчества, – их никто не помнил, а от ее фамилии – Попова. На лице у нее была написана вечная радость, а блаженная улыбка не сходила с детских пухлых губ. Даже когда в соседней палате умерла пожилая женщина, уголки губ великанши были приподняты вверх, хотя на лице была написана полная растерянность.
На исходе второй недели, Полина проснулась среди ночи от приглушенных рыданий. Сначала она злорадно решила, что это завывает ее обидчица: рыдали взахлеб и на высокой ноте. Но оказалось, что плач доносится со стороны маленькой комнатки, где спала Поповна.
Полина потихоньку поднялась, накинула халат и заглянула в комнатку великанши. У той горела тусклая настольная лампа, а сама она сидела на кровати в ситцевой ночной рубашке с бумажными кружевами и огромными кулаками растирала по лицу слезы, катящиеся из глаз.
– Что с вами? – в замешательстве спросила Полина, подсаживаясь к ней.
Поповна посмотрела на нее с тоской, обняла за плечи и снова зашлась в рыданиях.
– Вам плохо? – пытаясь вырваться из богатырских объятий, спросила Полина. – Может врача позвать?
– Нет, – всхлипнув, пробормотала та. – Мне хорошо.
– Так что же вы плачете?
– От счастья. Случается же у людей такое счастье, такое…
«Она тоже сумасшедшая, – решила Полина. – И не мудрено: всю жизнь проработать в таком месте…»
– У каких людей? – пробормотала она, пожав плечами.
– Да вот, – ткнула Поповна пальцем в истертую книжечку карманного формата, лежавшую под лампой. – У Эдвина и Насти.
Полина взяла книжечку в руки. Это был один из ныне модных женских романов российской Барбары Картленд – Виктории Королевой «Бегство из обители печали». Полина усмехнулась. Она не была поклонницей подобного рода литературы.
– Ты читала? – спросила великанша, наливая себе воды.
– Нет.
Поповна поперхнулась от такого ответа, и плакать в миг перестала.
– А я-то думала… Ты ж вроде нормальная, не как все.
– Я нормальная, – обиженно сказа Полина.
– Ну, тогда – почитай. Только мне через два дня ее возвращать нужно.
«Нет уж, спасибо», – язвительный ответ уже вертелся у нее на языке, как вдруг она
