ученик, Илюша, прервал его:
– Да ведь и ты сам, Богдан Карлыч, никак тоже Зигфрид?
– При крещении мне, точно, дали два имени Siegfried-Gotthelf…
– Так почему же ты зовешься теперь только Богданом?
– Почему?.. Покойный батюшка мой, видишь ли, был врачом для бедных и в колыбели еще благословил меня идти по его стопам. Затем-то он и дал мне имя мифического победителя драконов, я должен был научным оружием – лекарственными снадобьями поражать злейших врагов человечества, всякие недуги и болезни.
– А второе имя – Gotthelf – дала тебе, верно, твоя матушка?
– Да… Оно должно было служить мне талисманом от людского коварства.
– Да на что тебе еще талисман, коли ты покрыт уже роговой корой? – рассмеялся мальчик.
– То-то, что и у меня, как у Рогового Зигфрида, прилип меж лопаток липовый листок…
– Липовый листок? Я тебя что-то не пойму.
– Листок, конечно, не настоящий, а фигуральный. Листок этот – безрассудные надежды и желания, которые, как лишний балласт, давно бы мне пора выбросить за борт.
И, глубоко вздохнув, новый Зигфрид прикрыл глаза рукой.
В это самое время чуть слышно скрипнула дверь, и в нее просунулась лохматая голова молоденького парня, кивнула нашим боярчонкам и тотчас опять скрылась.
Юрий тихохонько приподнялся и выскользнул за дверь. Илюша не замедлил последовать за ним, но второпях так шумно отодвинул стул, что обратил внимание учителя.
– Куда? Куда? – крикнул тот, но не получил уже ответа.
Кончался урок так не впервые. Искать шалунов, как показал опыт, было уже напрасно. Богдан Карлыч остался сидеть и погрузился в невеселую думу.
Да, этот проклятый липовый листок! С дипломом доктора философии и медицины Виттенбергского университета в кармане он, Зигфрид Вассерман, по завету покойною отца, стал было практиковать среди беднейшего населения родного городка своего Лобенштейна. Но враг силен! Однажды его позвали к заболевшему внезапно придворному истопнику владетельного князя Генриха X Лобенштейнского. Поставил он пациента на ноги так скоро и своей обходительностью расположил его так в свою пользу, что понемногу вся придворная челядь, а наконец и обер-камердинер его княжеской светлости охотнее обращались к молодому Зигфриду Вассерману, чем к брюзге лейб-медику и даже известнейшей в городе знахарке. Не прошло и года времени, как, благодаря протекции того же обер-камердинера, его назначили сверхштатным придворным медиком. Успех ударил ему вином в голову. Он стал пренебрегать своими бесплатными больными, грезил уже сделаться лейб-медиком, когда за такое высокомерие судьба его жестоко покарала. Придворный чин московского царя, боярин Стрешнев, проездом с баденских минеральных вод в свою Москву остановился ночевать в резиденции Лобенштейнского князя. Ночью схватил его опять отчаянный
