Кстати, мне бы бритву еще купить надо и там щетку зубную…– вдруг вспомнил я.
– Это без проблем, прямо в буфете торгуют, – сказал Паша, после чего добавил: – Ну вот, три минуты – и мы на месте.
Так и оказалось. Ровно через три минуты машина въехала в открытые ворота, ведущие в типичный школьный двор, сейчас довольно ярко освещенный до самого крыльца с балюстрадой. Три этажа, примитивные барельефы со всякой музыкальной символикой, надпись под крышей, заметная даже сейчас: «1-я городская музыкальная школа имени Второго Коминтерна». Я попытался вспомнить, когда был Коминтерн первый, и не вспомнил.
– Все, выходим, – поднялся Паша, подталкивая меня к выходу.
На улице было по-прежнему холодно, промозгло, поэтому все сразу резко почесали к дверям, втягивая голову в плечи, хотя в салоне «пепелаца» жарко тоже не было, отапливать его никто не планировал.
Я взбежал по выщербленным ступенькам, толкнулся в стальную тяжелую дверь, пытавшуюся вернуться на свое место на пружине, и словно в своей школе оказался, в которой учился до десятого класса. Вестибюль, колонны, за ними коридор, правда отделенный серьезной решеткой от вестибюля. По бокам у нас раздевалки были, а здесь такая только с одной стороны. С другой – привычная уже клетка-дежурка, рядом с ней дверь с табличкой: «Комендант комплекса Оразбердыев Нурберды Овесдурдыевич».
– О как, – только и сказал я, восхищенный, прочитав табличку.
Слышавший звук дежурный, сидящий над кроссвордом, негромко хмыкнул.
– На месте комендант? – спросил я его.
– Ага, пока на месте. Заходи.
Постучавшись, ждать ответа не стал, а толкнул дверь, попутно вытаскивая из кармана предписание на заселение.
– Товарищ Оразбердыев?
Среднего роста, коротконогий, сухощавый мужик с длинным смуглым лицом и черными короткими волосами обернулся ко мне от шкафа, в котором что-то искал, и спросил:
– Чего хотель?
– Пожить типа, – доложил я, протягивая бумагу.
Тот кивнул, взял ее, прищурившись, поднес к свету. Я попутно разглядел его повнимательней. На ногах сапоги хромовые, с глажеными голенищами, синие комсоставовские бриджи, дорогая и наглаженная до хруста коверкотовая гимнастерка без погон. Подворотничок на фоне темной шеи пугает белизной. Есть подозрение, что большую часть своего времени комендант уходу за собой посвящает. И форму любит – генералом себя в ней чувствует. И одеколоном от него немилосердно.
– Ага, фонарщик, – удовлетворенно заключил он, складывая бумагу. – Оружие получил?
– Нет пока.
– Как дадут, сразу дневальным заступишь, – объявил он мне радостно.
– Чего это?
– Дневальный все ходят – положено, – объяснил он. – Только без оружия такой дневальный как овца – кушай его кто хочет.
– Понял, Нурберды Овец…
Тут я растерялся и почувствовал желание повторно взглянуть на табличку. У меня уже и фамилия коменданта из
