подвигах великороссов.Они червленые щиты
К вратам Царьграда прибивали,
Казань татарску осаждали
И брали свейские форты.
Вперед, отечества сыны,
Наследники старинной славы,
За честь, под знаменем державы,
Во имя праведной войны!
– Очень неплохо, – произнес модный гость. – Ода тоже хороса.
– Иван Афанасьевич хочет забрать тебя в Петербург, – сказал вдруг сурово, даже с какою-то злостию Аристарх Иваныч, – для обучения актерскому делу. – Поедешь?
«Нет! Нет! – хотел было закричать я. – Я не хочу! Я не поеду!» – но не закричал.
Любезный читатель, представляю тебе манихейскую аллегорию бытия: тело отправляется на север, а душа тянется на юг. В тот же день нехитрые пожитки мои были собраны и, наскоро простившись со Степаном, Лаврентьевной и могилою моей матушки, я ехал уже в позлаченной карете сквозь метель и вьюгу в нордическом направлении. Была заключена странная экономическая сделка: Аристарх Иваныч как бы продавал меня Ивану Перфильевичу за триста рублей ассигнациями, в том году впервые введенными в оборот; была составлена купчая; однако эти деньги были переданы на мое воспитание и образование моему новому опекуну, Ивану Афанасьевичу. Столь стремительные и неожиданные развязки, возможно, скомканы и не вполне литературны, но жизнь порою преподносит нам повороты покруче Шекспировых.
Мы проезжали мимо Рахметовки; я кинул прощальный взгляд на родную деревню; наше имение, с древнею крепостью, мельницей и церковью на холме, заметал липкий весенний снег. Я всё выглядывал в окно и смотрел назад; мне казалось почему-то, что меня должен преследовать турецкий шпион, которого я видел здесь, у засечной линии, что он едет за мною в Петербург на своей белой кабардинской кобыле. Но вскоре звук колокольчика убаюкал меня, и мне стало грезиться: я уже не я, а какой-то английский капитан; я схожу с корабля на дивный зеленый остров, и стаи птиц, завидев меня, с гоготом поднимаются к небу, оставляя свои гнезда; морской лев нежится на берегу; молочные облака окутывают высокую гору; вдруг гора разражается пламенем и пеплом; и прииде глас из облака, глаголя: how many goodly creatures are there here![51] Нет, конечно же, это сон; я говорю во сне; я странно сплю – с открытыми глазами; хожу, говорю и вижу сны…
Интерполяция первая. Письма турецкому султану
Писано в Абукире, 21 сафара 1214 года[52]
Хвала Аллаху Всезнающему и Пророку его. Хвала тебе, защитник веры, звезда моего гороскопа. Умоляю тебя, о великий султан, во имя всего святого, во имя Мекки и Иерусалима, во имя Корана и Сунны, луны и солнца, прекратить войну с крестоносцами, ибо эта война не принесет нам ничего, кроме поражения и позора. А дабы слова мои не были пустым звуком, я смиренно прилагаю к твоим стопам дальнейшую историю моей жизни, первую часть которой я так нелепо оборвал на событиях 1181 года.
Мне сообщили, что хан Кырым, после событий в Балте восстановленный на троне волею султана, желает со мною поговорить. Я явился в Каушаны
Как много здесь прекрасных созданий! (реплика Миранды из «Бури»)
Магомет дает все даты по лунному исламскому календарю; эта соответствует 25 июля 1799 года по грегорианскому.
