вернул.
Глава семнадцатая,
именуемая Валтасаров пир
Президент К. И. Д. граф Никита Иваныч Панин очень любил пространные, ни к чему не обязывающие философские беседы и рассуждения о внешней политике, непременно за едою; в целом он был, конечно же, простым учителем, волею судьбы ставшим министром иностранных дел.
Заветная идея Панина сводилась к тому, что России не нужно дружить с Францией и Австрией, но союзничать с Англией, Пруссией и Швецией; за несколько лет Панин переиначил под русскую рубашку всю карту в Европе. На польский трон был посажен любовник Екатерины Понятовский. В Швеции к власти пришли «колпачники»[110]; французский посол был так возмущен переворотом, что чуть было не поперхнулся от злости. Дании была обещана Голштиния. И, наконец, Панин облюбезничал Старого Фрица, до такой степени, что Фридрих спал и видел себя союзником России.
У Панина был меткий глаз на людей; он умел находить умных и преданных сотрудников; самых верных и трудолюбивых он регулярно одаривал различными бенефициями, нередко отрывая кусок из своего собственного жалованья.
– Все копят злато; деньгами только и живут, – сказал как-то раз президент, – а я собираю людей; все лучшие люди – у меня; люди – вот главное богатство. Нет людей верных – и богатства, и власти нет. На том стоял и стоять будет белый свет, и кто не понимает этой истины, тот глупец; когда придет Судный день, те, кто копил злато, будут гореть в геенне огненной, а я, цепляясь по рукам верных друзей, к Богу выберусь; и скажу ему: «Господи, я сберег для тебя душу человеческую»…
Он держал в доме несколько искусных поваров, по одному от каждой народности, и на ужин, как правило, собиралась большая разномастная толпа, после остававшаяся играть в карты; как-то раз Батурин взял на Валтасаров пир и меня; были всё проверенные панинские собеседники: Фонвизин, Батурин, Талызина, главный шифровальщик коллегии Франц Эпинус, фейерверкер Штелин.
– Ну что ж, братцы, закусим, чем бог послал. Так, что у нас? Кулебяка с красною рыбой; Денис, это тебе, ты у нас любитель по пяти пирогов жрать за раз…
– Никита Иваныч…
– А потом жалуешься, что голова болит…
– Потому и жру, что болит, – виновато улыбается Фонвизин. – Я всё в желудок, чтобы перевесить, так сказать, боль, с северного полушария – на южное.
Денис Иваныч был большой модник; каждый месяц он менял костюмы; не было на моей памяти человека, который так сильно любил бы гулять по Гостиному двору и Суконной линии в поисках обновки. Управлять своими деньгами и своим имуществом Фонвизин не умел совершенно, а вдобавок ко всему еще и часто проигрывался в карты. При всем том он долго и неустанно молился; уже тогда в его больной голове созрела мысль, что все беды современных людей от безнравственности; ему казалось, что в истории России был золотой век, а теперь, за падением нравственности, утрачена и некая духовная
«Колпачниками» (mössorna) в Швеции называли сторонников прорусской партии, в противовес «шляпникам» (hattarna) – реваншистам, мечтавшим о возвращении Ингерманландии и Ливонии, утраченных Швецией по итогам Северной войны 1700–1721 гг.
