экспедициях, путешествовать и охотиться в тундре и на Памире, в Сибири и на Кавказе, в Беловежской Пуще и на Каспии… Всего не перечислить!
Иван Сергеевич великолепно знал и очень любил русскую природу. Вспоминая эпизоды своих путешествий и охотничьих странствий, он частенько брал после таких бесед диктофон – потеряв под старость зрение, писать он уже не мог – и надиктовывал рассказ для очередной своей книги. Мы говорили о встречах со зверями и птицами, об их повадках. Как-то упомянули муравьиных львов, личинки которых сидят на дне вырытых ямок с сыпучими краями, а пробегавшие мимо муравьи осыпаются в ямку и становятся жертвами хищных личинок.
– А не случалось ли вам находить муравьиное масло? – спросил Иван Сергеевич.
И я сразу вспомнил то, что когда-то видел в детстве.
– Удивительно, что мы с вами сталкивались с этим при очень похожих обстоятельствах, – сказал Иван Сергеевич, выслушав меня. – Я тоже видел такое масло при поездке с моим отцом. Только у нас тогда оказалась при себе кружка, в которую мы его положили. Однако оно вскоре растаяло, превратясь в бесцветную, припахивающую муравьиным спиртом жидкость. Как по-вашему, что все-таки это могло быть? Ничего подобного я больше никогда не находил.
После этого разговора Иван Сергеевич надиктовал рассказ о муравьях и муравьином масле.
А я принялся листать книги, чтобы найти объяснение. Прочитал все что мог о муравьях, но нигде ничего не нашел. Может быть, кто-нибудь знает, что же все-таки представляет собой эта штука, муравьиное масло?
На бобровой реке
Река детства
В детстве я жил неподалеку от реки под названием Битюг. Недалеко, но и не очень близко – десять километров. Каждый день не находишься. Но что делать, ближе речек не было.
Отец возвращался весной из поездок по району, рассказывал:
– На Битюге лед посинел и вздулся, по краям лужи, вот-вот тронется…
Лесники приезжали с дальних кордонов.
– Широко разлился Битюг, высоко вода стоит…
Рыбаки приносили свежую рыбу.
– Откуда рыбка? – спрашивала мать, любуясь блестящей чешуей.
– Известно, с Битюга, – отвечали краснощекие обветренные рыбаки. – Откуда же ей еще быть?
На Битюге, говорили, водились бобры.
На старицах[5] и ближних к Битюгу болотах гнездились журавли, была уйма диких уток.
Битюг, на Битюге, по Битюгу… То и дело упоминалась в разговорах наша речка, не очень далекая и не очень доступная.
Собравшись компанией мальчишек, мы иногда ходили на Битюг купаться. Дорога шла сосновым бором. После его смолистого сухого зноя было особенно приятно окунуться в прозрачную свежую воду. Мы загорали и паслись в ежевичнике, густо опутавшем берег. А Битюг
Ста́рица – старое, заросшее русло рек, затопляемое в половодье.
