к концу, работы по-прежнему было невпроворот, однако стало уже ясно, что если я хочу хоть как-то помочь этим детям, я должна сосредоточить свои усилия на двух узловых моментах – самоподготовке уроков и отбое. Срочно необходим «ликбез» – иначе в школе детям делать нечего. Очень скоро они устанут туда ходить – зачем, если домой приносят одни двойки? И если это случится, обратно их калачом не заманишь.
(Так оно и случилось – уже через неделю они ходили в школу только к третьему уроку – после него была большая переменка, и давали второй завтрак).
С «ликбезом» всё было более-менее ясно, а вот что делать с отбоем? А с отбоем был сущий кошмар…
Уложить детей в постели ровно в десять – полная безнадёга. Тем более что отбой проводил ночной воспитатель. Конечно же, никто из воспитателей не уходил, как положено, в девять, но и сидеть до упора, пока самый последний сумасброд уляжется в постель, тоже мало радости.
Десять вечера – время в детдоме особое. Воспитатели младших уходили пораньше, у них отбой в девять, не несколько проверочных диктантов и обнаружила, что: на одной странице воспитаннички делают до сорока ошибок; совершенно не отличают глагол от существительного, подлежащее от сказуемого; а на вопрос «что такое местоимение?» ответил лишь один – «это место, где имеют»…
Такие же чудовищные провалы в знаниях были и по другим предметам.
С математикой дела обстояли вообще позорно – многие не знали даже «таблицы» умножения! Математические термины воспринимали ими, как изощренные ругательства…
Когда первая неделя подходила к концу, работы по-прежнему было невпроворот, однако стало уже ясно, что если я хочу хоть как-то помочь этим детям, я должна сосредоточить свои усилия на двух узловых моментах – самоподготовке уроков и отбое. Срочно необходим «ликбез» – иначе в школе детям делать нечего. Очень скоро они устанут туда ходить – зачем, если домой приносят одни двойки? И если это случится, обратно их калачом не заманишь.
(Так оно и случилось – уже через неделю они ходили в школу только к третьему уроку – после него была большая переменка, и давали второй завтрак).
С «ликбезом» всё было более-менее ясно, а вот что делать с отбоем? А с отбоем был сущий кошмар…
Уложить детей в постели ровно в десять – полная безнадёга. Тем более что отбой проводил ночной воспитатель. Конечно же, никто из воспитателей не уходил, как положено, в девять, но и сидеть до упора, пока самый последний сумасброд уляжется в постель, тоже мало радости.
Десять вечера – время в детдоме особое. Воспитатели младших уходили пораньше, у них отбой в девять, не церемонясь, любыми методами запихивали детей в постели как раз к сигналу отбоя. Ровно в девять всё в ажуре.
Но как только на смену заступала ночная дежурная, в момент совершенно ошалевшая от счастья орава мелюзги начинала упоённо ходить на головах.
Продолжалось это, несмотря на все старания ночной снова распихать детей по постелям, что называется, до полной потери
