с множеством зазубренных веточек на древке.
Благородная госпожа Ак-Нинчи из рода Чибетей и Волчья Метла успели вернуться с горных плато Нижнего Хакаса к самому концу турнира – и мало что говорило им увиденное столпотворение.
Но первыми к Чэну Анкору, истекавшему кровью рядом с наследственным мечом и куском собственной плоти, успели двое. Суровый и строгий дворецкий Анкоров по имени Кос ан-Танья, на перевязи которого взволнованно раскачивался узкий эсток с витой гардой; и один из приближенных эмира Дауда – не то шут, не то советник, не то и первое и второе сразу, – которого все знали как Друдла Муздрого.
Дворецкий Кос ан-Танья спешно перетягивал искалеченную руку Чэна у самого локтя шнуром от чьих-то ножен, а приземистый шут-советник Друдл все глядел сквозь беснующуюся толпу, пока не опустил в бессильном отчаянии маленький бритвенно-острый ятаган и граненый тупой клинок с одиноким лепестком толстой гарды.
И на этот раз никому и в голову не пришло засмеяться.
А когда безумный океан толпы стал постепенно дробиться на капли отдельных личностей, все поняли, приходя в себя и оглядываясь по сторонам, – поздно. Поздно оправдываться, поздно искать виноватых и карать злоумышленников, потому что все виноваты и некого карать.
Опоздали кабирцы.
– Пустите… пустите меня к нему, – тихо прошептал Фальгрим Беловолосый, и скорбно поник гигант-эспадон в его руке.
Никогда не простит себе Гвениль сегодняшнего проигрыша в рубке…
Часть вторая
Человек меча
…Воздух умеющий рассечь, Красным пламенем горящий меч, В грозные дни напряженных сеч Удлиняющийся меч. Для закалки того меча — Так была его сталь горяча — Не хватило холодных ручьев, Множество пересохло ручьев! Бывший во чреве дракона меч, Гору способный с размаху рассечь, Такой, что кинь в траву его — Он траву сумеет зажечь…
Глава четвертая
1
Боль.
Боль ползет от локтя вниз по предплечью, давящим жаром стекает в кисть и изливается огненным потоком из кончиков онемевших пальцев. Потом боль медленно уходит, посмеиваясь, потому что болеть уже нечему. Нет пальцев, нет кисти, нет части правого предплечья.
Ничего этого больше нет.
Все осталось там, на турнирной площадке, – и до сих пор у меня в глазах мерцает тот радужный полукруг, которым на мгновение стало лезвие изогнутого двуручного меча. Тогда я еще не успел понять, что произошло, – только ощутил, что моя правая рука стала непривычно короткой и непослушной.
И небо, небо над головой моего соперника… оно слепо качнулось, метнув солнечный диск куда-то в сторону, когда я попробовал найти точку опоры…
И не смог.
Боли
