похоже, узнал меня. Это неудивительно – в Кабире Чэна Анкора знают многие, и не только понаслышке. Но сейчас эта мысль почему-то не вызвала у меня привычного чувства удовлетворения.
– Проходите, пожалуйста, Высший Чэн Анкор! Я сейчас доложу устаду Коблану. Прошу вас…
Нет, подобострастия не было в голосе лохматого подмастерья, и это неожиданно успокоило меня. Я перешагнул порог, и мы пошли узким темным коридором, после чего подмастерье оставил меня в квадратной комнатушке без окон, все освещение которой составляли два немилосердно чадивших факела.
Мой провожатый удалился – видимо, докладывать кузнецу о моем прибытии, как и было обещано, – а я уселся на обнаруженный в углу единственный табурет и принялся ждать.
Кстати, табурет оказался старым, но сколоченным на века. Неужели Коблан от нечего делать балуется плотницким ремеслом? Сомнительно…
Ждать пришлось довольно долго. Коблан, безусловно, не жаловал непрошеных гостей. Хотя, судя по рассказам, он и прошеных жаловал не больше. Чем дольше я сидел, тем жестче становился табурет и тем чаще я вспоминал Друдла, укрепляясь в мысли о собственной дурости. Прав был шут – дурак я и есть, с какой стороны ни глянь.
Я глянул с одной стороны, потом – с другой, с третьей, и это не улучшило мне настроения. Ладно, посмотрим еще, каким окажется этот Коблан. Если Друдл и насчет его не соврал…
Дверь, за которой исчез мой провожатый, открылась, и в проеме вырос почти голый детина в уже знакомом мне кожаном фартуке. Сперва у меня даже мелькнула мысль, что он отобрал этот фартук у подмастерья. Хотя нет – этот все же побольше, и фартук, и детина.
Все тело вошедшего поросло густой жесткой шерстью – ну, не шерстью, и не все, но сперва мне показалось, что все, и если на голове кое-где поблескивала седина, то в остальных видимых мне местах курчавый волос был безукоризненно черным.
Очень волосатым мужчиной был Коблан Железнолапый и очень большим. Впрочем, и дверной проем был немалым, так что кузнец (а кто же еще мог стоять передо мной?!) в нем вполне помещался.
– Высший Чэн? – прокашлявшись, хриплым басом осведомился кузнец, и радушия в его голосе было столько же, сколько в рыке попусту разбуженного льва.
Я встал и поклонился, ощутив легкую боль в затекшем позвоночнике.
– А вы, я полагаю, устад Коблан… э-э-э…
Не договорив, я покосился на его руки. Нет, не руки – лапы. И если то, что я видел, не было обманом зрения – кузнец вполне заслуживал своего прозвища. Равно как и звания устада – мастера, имеющего учеников с собственным именным клеймом.
– А то кто же? – хмыкнул Коблан. – Пошли…
И посторонился, пропуская меня вперед.
Спустя несколько минут мы оказались в просторной и довольно светлой комнате, только почему-то практически пустой. Крохотный резной столик на гнутых ножках, ковер на полу, приземистая тахта в углу – и все.
Ах да – на столике медный кувшинчик редкой красоты и две пиалы.
