к себе того подмастерья, из-за фартука которого торчала уже знакомая мне змеиная головка волнистого криса, а потом уставился в мою сторону, словно только что обнаружив мое присутствие.
– А ты чего стоишь? – крикнул он с негодованием. – Ну-ка бери клещи и давай!..
И я, Чэн из Анкоров Вэйских, наследный ван Мэйланя, почувствовал себя лентяем-подмастерьем, отлынивающим от работы и пойманным на этом мастером.
Я поспешно вскочил, схватил левой рукой клещи, протянутые мне одним из подмастерьев, и с третьей попытки неловко уцепил ими заготовку, помогая себе обрубком.
– Ближе, дубина, ближе к себе перехвати, – почти добродушно проворчал Железнолапый, и я послушно перехватил, чуть не уронив себе на ногу раскаленную заготовку.
– А теперь держи крепче, – Коблан поглядел на мои неумелые попытки, пожевал губами, словно собираясь и меня обругать для пущей убедительности, но промолчал – видимо, счел меня недостойным.
И они вдвоем с подмастерьем загуляли молотами по заготовке: Коблан – маленьким молоточком, а подмастерье – здоровенной кувалдой, опуская ее точно в тех местах, где указывал мастер.
Ну а я держал. Заготовка, как живая, рвалась из клещей, сами клещи отчаянно вибрировали, но я держал, до боли закусив нижнюю губу, не ощущая онемевших пальцев (и тех, что у меня были, и тех, которых не было), пока Коблан не перехватил у меня потускневший штырь кривыми щипцами и не сунул его обратно в горн, вынув вместо него другой.
И все повторилось сначала. Я держал, они били. Они – били, я держал.
И так – пять раз.
Пять раз. Пять мучительных вечностей, пять железных штырей, пять пальцев в руке…
Пять.
Пальцев.
Пять…
Пальцев.
Пять…
Понимание обожгло меня, как пламя горна – заготовку, я чуть было не закричал…
Но тут все закончилось.
И Коблан Железнолапый, мастер со странностями, объявил, что нам пора обедать.
Ему и всяким бездельникам и лентяям, имена которых он и произносить-то отказывается на голодный желудок.
7
То ли я проголодался, как никогда, то ли еще что, но обед у Коблана оказался ничуть не хуже, чем у меня – отменный плов по-дубански с желтым горохом, баранья густая похлебка-пити с острыми пахучими приправами и алычой, свежие фрукты, два сорта вина…
Первый сорт – Кобланова отрава; и второй – мой мускат из солнечного Тахира, который, кроме меня, почему-то никто не пил.
– Угощайся, устад, – я пододвинул оплетенную бутыль Коблану.
– Это в кузне я – устад, – Железнолапый с сомнением оглядел бутыль, опасливо поднес ее к губам и почти сразу же поставил на стол. – А за столом я – Коблан, и ты познатнее меня будешь. Хоть и молодец ты, – неожиданно признался кузнец, и я замер с набитым ртом. – Не всякий Высший, да к тому же однорукий, вот так сразу клещи
