в церкви».
Возле метро на лотке горкой лежали ананасы. Купила заморский фрукт и попросила продавщицу отрезать кусочек. Впилась в сочную, кисловатую мякоть. Во рту защипало. Вытирая платком губы, увидела кровь.
«Ананас проклятый». – Хотела выбросить, но у входа заметила нищенку. Старушка крестилась и всех вокруг благодарила.
– Ешь, бабуля, – шлепнула в протянутую руку «колючую шишку».
– Спаси Господь тебя и твоих деточек. Дай тебе Бог, хорошеньких и здоровеньких, – прошепелявила старушка. – Счастья тебе и твоему мужу.
«И она туда же. Что б ты, старая, подавилась», – беззлобно посетовала Мохова.
Глава 5
«Когда же я рожу? Скорей бы. – Ни о чем другом Лена думать не могла. – Другие семимесячных рожают, а у меня все по графику. Почему я такая невезучая. Будьте прокляты и Мишка, и Дениска, и все мужики – козлы похотливые. Скину и до конца жизни не подпущу ни единого на сто километров».
С работы уволилась.
– Эх, такое место, – сокрушались девочки.
– Разве это место? – Возразила Лена, – Вот стюардесса – это да! Всегда в полете.
– Как муха в самолете, съязвила конопатая Сонька. – Гляди, не пролети, как фанера над Парижем.
Лена промолчала, хотя внутри все кипело. «Наверно догадались. Ничего, подруга, посмотрим, кто из нас пролетит? Я скину и махну с экипажем за океан, а ты здесь заглохнешь до конца жизни».
Больше всех Мудакхерович сокрушался, – Ах, Лен, Лен, какой хороший биль продавец, лучший цветок наша палатка. Пилёхо станет, заходи, всегда поможем, – тянул он, хитро оглядывая ее.
На улицу не выходила. Матери приказала на все звонки отвечать: «Уехала в Питер, на курсы стюардесс». Болтала только с Мишей. Сообщила ему, что скоро поедет в турпоездку по «Золотому кольцу».
К отъезду в роддом подготовилась заранее. Собрала все необходимое. Спортивный костюм, свитер, две ночнушки, белье, кассеты с плеером, банки ананасового компота, журналы. Получилась здоровенная сумка.
Вместо модельных сапог на высоком каблуке, мать купила полный отпад. Войлочное недоразумение – «прощай, молодость». Лена категорически отказалась даже мерить их.
Звонил отец. Пришлось врать, выкручиваться. – Спасибо, папочка, все путем, но, представляешь, собралась на медкомиссию, поскользнулась и ногу сломала. Теперь в гипсе месяца на два.
– Надо же, – расстроился он, но уверенно, пьяненьким голосом ободрил. – Запомни, дочка, Моховы не горят, не тонут и мягко приземляются. Поправляйся, я все улажу.
Трубку выхватила Нюфара и запричитала.
– Перепелочка, куколка ты наша. Какая-то гадина сглазила. Ясно, как Божий день. Чтоб этим глазам ни дна, ни покрышки, всю жизнь на лекарства работать. Клавушке от меня приветик.
Лена поблагодарила, но приветика не передала.
Клавдия Петровна не спала ночами, тревожилась. Не зная, как помочь
