бы слегка забегая вперед – на минуту или две; кожей ощущала направление ветра и понимала, куда движется огонь, постепенно окружавший их полукольцом – сосны казались совершенно черными на фоне зарева. «Так вот зачем! – подумала Марина. – Вот зачем дана мне сила!» Все ее страхи и неуверенность исчезли – сама стихия огня питала ее энергией, и Марина поняла, что сможет выдержать все – что бы оно ни было. Совсем стемнело, все заволокло дымом, а пожар только ослеплял, не прибавляя света. Мимо еле успевшей отскочить Марины с ревом промчался внедорожник Киры – она отгоняла машину поближе к реке. Марина крикнула Анатолию:
– Толя, сейчас дом Марфы загорится!
Анатолий развернул шланг и закричал Мите:
– Давай включай!
Сильный порыв ветра как раз принес на кровлю дома какие-то горящие клочья, и сильная струя воды тут же их сбила, но зато загорелся забор у дома Илларии, потом вспыхнула крыша сарая Семеныча…
Потом, когда все закончилось, никто из них не смог восстановить в памяти полную картину происходящего – всё распадалось на множество фрагментов, разрозненных кусочков, не совпадающих пазлов: Анатолий и Лёшка со шлангами, из которых хлещут тугие струи воды; Семеныч и Митя, растаскивающие головешки сгоревшего сарая; Кира, плещущая из ведра на Ваньку, у которого задымились вдруг джинсы; испуганная Иллария на крыльце дома Анатолия; мокрый с ног до головы Аркаша, с трудом удерживающий шланг; Муся, бегающая по берегу за Кузей, который все-таки вырвался на свободу, истеричное блеяние перепуганных коз и лай охрипшего Шарика…
Марина напряженно следила за происходящим и особенно пристально за Алексеем: она словно все время держала его за руку, проверяя пульс. И за Кирой, но та держала слово и не приближалась к Лёшке, даже не попадала в поле его зрения, зато все время лезла в самые опасные места, словно нарочно. А может, и правда – нарочно? Один раз Марина даже придержала ее силой и уловила вспышку ярости: «Оставь меня!»
Сколько это длилось? Несколько часов? Несколько суток? Время словно остановилось – оно не имело значения, важен был только огонь, который постепенно стал уставать. Только тогда и люди почувствовали, что смертельно устали. Они замерли, боясь поверить, что все самое страшное позади – неужели выстояли?! В лесу еще что-то вспыхивало, взметая снопы искр, что-то рушилось с грохотом, но главный огонь иссяк, задохнувшись. Черные от копоти, потные, все в ожогах и ссадинах, они тяжело дышали и сами постепенно остывали, как облитые водой головешки. Марина огляделась – ну что ж, все могло быть и хуже. Сгорела пара сараев, верхняя башенка на тереме – туда не доставала вода из шланга. И часть дома Марфы, как ни старались мужики, спасти не удалось.
– Да-а, – сказал Семен Семеныч, хлопая себя по карманам – во рту у него торчала неведомо откуда взявшаяся сигаретка. – Да-а… Мужики, огоньку нету ни у кого?
– Чего тебе? – спросил Толя и захохотал. – Огоньку?!
– Ну, прикурить… Огоньку бы…
– Тебе огня мало было? – Леший тоже засмеялся, за ним и остальные. А Семен Семеныч все не понимал и только моргал обожженно – глаза на
