бутсы Даррена Блейка.
– Серьезно? Так сильно? – хихикнула я.
– Представь себе, да. А после мы пойдем есть пиццу.
– Ну, уж пиццу-то ты любишь, – порадовалась я за Элис. – Так что давай, оторвись по полной.
– Уже не люблю, – в который раз вздохнула Элис. – На этой неделе мы заказывали пиццу на дом целых три раза. Посыльный уже наизусть вызубрил, как нас зовут и кто какую пиццу предпочитает. Мама говорит, что со всем этим переездом у нее совершенно нет времени готовить.
– А твой папа останется у вас ночевать?
– Нет. Мама благородно предложила постелить ему в комнате Джейми, но он отказался – переночует у дяди Джона. Жаль, конечно, я бы так хотела, чтобы он остался у нас.
Я вернулась в свою комнату и плюхнулась на кровать.
– Ну, может, он останется в другой раз, – предположила я, не особо в это веря, и поспешила сменить тему: – Послушай, Эл, тебе уже подключили компьютер?
– Еще нет, но папа обещал все наладить сегодня вечером.
Тут она не сдержалась и захихикала:
– Знаешь, мама тут сама пыталась его подключить, но у нее ничего не вышло. Она так разозлилась, что под конец зашвырнула инструкцию в угол и выругалась всеми страшными словами, которые запрещает произносить нам с Джейми. Ну, Джейми возьми да и повтори за ней, а мама еще больше рассердилась и лишила его десерта до самого вечера. Нечестно, конечно, но, учитывая обстоятельства, я не стала с ней пререкаться.
Я расхохоталась. Эл могла кого угодно насмешить своими историями. Мне так хотелось сказать, как я по ней скучаю и как мне без нее тоскливо. Но я подумала, что это, должно быть, прозвучит очень глупо. Такие вещи обычно говорят только по телику в разных девчачьих передачах.
Так что вместо этого я поведала Элис о том, что у Рози вылез новый зуб и что моя мама сделала новую прическу, а папа спросил, за что парикмахерша так на нее разозлилась, и получил хорошую взбучку минут на двадцать.
Чуть погодя мама заглянула ко мне. Вид у нее был хмурый. Она недовольно постучала по часам у себя на руке, давая понять, что пора закругляться. Я страдальчески вытянула вверх указательный палец, умоляя дать мне еще одну последнюю минутку. Она кивнула и вышла из комнаты.
– Полушай, Эл, боюсь, мне пора заканчивать, мама торопит. Скажи лучше, когда ты приедешь в Лимерик? Тебя мама вообще отпустит?
Элис на том конце провода испустила тяжелый вздох, переходящий в стон.
– Вот уж не думаю. Она заплатила вперед за все мои уроки музыки и теперь говорит, что разрешит мне их пропустить, только если я буду при смерти. Уж и не знаю, смогу ли я вообще вернуться.
Я почувствовала, что вот-вот расплачусь, и поспешила попрощаться:
– Пока, Эл, – пробубнила я, – созвонимся через неделю.
И повесила трубку.
Я лежала на кровати, уставившись в потолок, усыпанный светящимися в темноте звездочками. Помню, как Элис помогала мне их наклеивать.
