моему ужасу, на всю оставшуюся неделю я очутилась в центре всеобщего внимания. Тайлер Кроули был невыносим – слонялся за мной по пятам в надежде загладить вину. Я убеждала его, что больше всего хочу, чтобы он просто обо всем забыл, тем более что со мной ничего особенного не случилось, однако он не унимался. Он ходил за мной с урока на урок, сидел во время обеда за нашим и без того многолюдным столом. Майк и Эрик были настроены к нему еще враждебнее, чем друг к другу, и я начала опасаться, что обзавелась еще одним непрошеным поклонником.
Об Эдварде никто не вспоминал, хотя я без устали объясняла, что он и есть герой – ведь это он буквально выволок меня из-под машины, рискуя собственной жизнью. Мне казалось, что мои объяснения звучат убедительно, но Джессика, Майк, Эрик и остальные в один голос твердили, что Эдвард появился рядом со мной, только когда фургон оттащили в сторону.
Я терялась в догадках, почему никто не видел того, что произошло на самом деле: он совершил невозможное и спас мне жизнь. И наконец была вынуждена признаться себе: никто не чувствовал присутствие Эдварда так же остро, как я. Никто не следил за ним так же пристально. Очень жаль.
Эдварда так ни разу и не обступили любопытные очевидцы, требуя отчета из первых рук. Как обычно, его сторонились. Каллены и Хейлы занимали тот же столик, что и всегда, не ели и разговаривали только между собой. В мою сторону никто из них больше не смотрел, особенно Эдвард.
На уроках он старался отодвинуться как можно дальше и совсем не обращал на меня внимания. Только время от времени вдруг сжимал кулаки, так что натянувшаяся кожа белела на костяшках, и я снова задавалась вопросом, на самом ли деле он так безразличен, как кажется.
Наверное, раскаивается, что спас меня от смерти под фургоном Тайлера, – другого объяснения я не находила.
Через день после злополучного случая я не выдержала и попыталась заговорить с ним. С одной стороны, я все еще злилась на него за недоверие и нежелание сказать правду, несмотря на то, что я добросовестно выполнила свою часть сделки, но с другой стороны – он спас мне жизнь. От одной этой мысли жгучий гнев мгновенно сменялся трепетом благодарности.
Когда я вошла в кабинет биологии, Эдвард уже сидел там, глядя прямо перед собой. Я тоже села, ожидая, что он повернется. Но он словно и не заметил моего появления.
– Привет, Эдвард, – вежливо сказала я, всем своим видом давая понять, что не намерена возвращаться к неприятной ему теме.
Он едва заметно повернул голову, коротко кивнул и отвернулся.
Так и закончилось наше последнее общение, хотя мы по-прежнему каждый день сидели рядом. Порой, не удержавшись, я наблюдала за ним в кафетерии или на парковке. И видела, как его золотистые глаза с каждым днем все заметнее темнеют. Но на уроках делала вид, что не замечаю его. И тосковала. А сны продолжались.
В письмах Рене я врала без зазрения совести, но общий тон встревожил ее, и она несколько раз звонила. Я всячески успокаивала ее, уверяя, что меня угнетает погода.
Зато Майка радовало явное охлаждение между мной и Эдвардом. Видимо, он опасался,
