style="font-size:15px;"> – Пошлите прямо сейчас несколько человек. Неприглядное зрелище.
Слабак, думал Мюкке. В штаны наклал! Неприглядное зрелище! Будто мы первый раз мертвеца видим!
– Это немецкий солдат, – сказал Раэ.
– Так точно, господин лейтенант. Последние четыре дня мы находили только русских.
– Откопайте его. Тогда и посмотрим, кто он. – Раэ зашагал к своей квартире.
Чванливая обезьяна, подумал Мюкке. У него и печка есть, и теплый дом, и Железный крест на шее. А у меня ЖК-один и то нету. Хоть я и заслужил его точно так же, как этот все свои побрякушки.
– Зауэр! – крикнул он. – Иммерман! Сюда! С лопатами! Кто тут еще? Гребер! Хиршман! Бернинг! Штайнбреннер, вы за старшего! Вон та рука! Откопать и похоронить, если это немец! Бьюсь об заклад, что нет.
Штайнбреннер прогулочным шагом подошел ближе.
– Спорим? – спросил он. Голос у него был высокий, мальчишечий, и он тщетно старался держать его пониже. – А на сколько?
Секунду помедлив, Мюкке ответил:
– На три рубля. На три оккупационных рубля.
– Пять. На меньшее не согласен.
– Ладно, пускай пять. Но только деньги на бочку.
Штайнбреннер рассмеялся. Зубы блеснули в неярком солнце. Ему было девятнадцать, блондин с лицом готического ангела.
– Само собой, деньги на бочку! Как же иначе, Мюкке?
Мюкке недолюбливал Штайнбреннера, но боялся его и соблюдал осторожность. Каждый знал, что тот махровый нацист.
– Ладно, ладно. – Мюкке извлек из кармана черешневый портсигар с выжженным на крышке цветочным узором. – Сигарету?
– А то.
– Фюрер не курит, Штайнбреннер, – невозмутимо обронил Иммерман.
– Заткнись.
– Сам заткнись.
– У тебя, похоже, не житуха, а лафа. – Штайнбреннер приподнял длинные ресницы, искоса глянул на него. – Подзабыл уже кое-что, да?
Иммерман рассмеялся:
– Я не очень-то забывчив. И знаю, куда ты клонишь, Макс. Но и ты не забывай, чту я сказал. Фюрер не курит. Вот и все. Тут четыре свидетеля. И фюрер правда не курит, это каждый знает.
– Хватит болтать! – прицыкнул Мюкке. – Начинайте откапывать. Приказ ротного.
– Ну, тогда за дело! – Штайнбреннер закурил сигарету, которой его угостил Мюкке.
– С каких это пор в наряде курят? – спросил Иммерман.
– Это не наряд, – раздраженно бросил Мюкке. – Кончайте треп и откапывайте русского. Хиршман, вы тоже.
– Там не русский, – сказал Гребер. Он единственный проложил вверх по сугробу несколько досок и начал отгребать снег вокруг руки и груди. Теперь стал отчетливо виден сырой френч.
– Не русский? – Штайнбреннер быстро и уверенно, как танцор, прошел по шатким доскам, присел на корточки рядом с Гребером. – А ведь правда! Обмундирование немецкое. – Он обернулся. – Мюкке! Это не русский! Я выиграл!
Мюкке подошел тяжелой походкой. Уставился
