На Ляпах! Именно на вечно живых образах.
По сути эти Ляпы не являются Образами, потому что не описываются прямо, а возникают:
– Между строк, между событиями. – Скорее это симфонии, из которых, как предполагают физики и возник этот мир.
РС – Кара-Мурза —
Сокращено.
– И, следовательно, компромат на него:
– В надежных руках.
Похвала критикой
17.10.2013 – Дмитрий Волчек – Маруся Климова говорит, что с Петросяна можно писать икону, что он сам, точнее, икона.
Но:
– Зачем заниматься идолопоклонством? Нарисуйте лучше просто:
– Барак. – И даже не усиленного режима, а просто.
Далее, Маруся говорит, что Дэн Браун – полный бред.
Но:
– Если это бред, то не в том, что он пишет, а плохо то:
– Как пишет. – По крайней мере, по-русски.
Как бы.
Маруся применяет это запрещенное словосочетание:
– Как бы. – Это подозрительно. Ибо если еще не привело, то точно приведет к Кухонной Диктатуре Пролетариата.
И уже видно. Видно, что она находится слишком далеко, ибо ни Церетели, ни Петросян, ни… – вот даже не успел записать имя третьей иконы, приходится слушать во второй раз – давно никого не интересует. Более того, все уже давно забыли их имена. Во! Ласковый Май, оказывается. Он не только не является иконой, но и никогда ей не был. Маруся думает, что люди его слушали. Нет. Наоборот, как только слышали:
– Выключали. – Церетели никогда не смотрели, Петросяна смотрели и только поражались:
– Как долго стоят здесь бараки!
Эллочка Людоедочка это не так плохо, хуже, когда:
– Эллочка Людоедочка – Как бы.
Зря и Дэна Брауна обидели:
– Его все равно никто не читает. Как никто никогда не слушал священников. Это нет. Хотя:
Сокращено.
Соломон Волков диалоги с Евтушенко. – Вот так надо делать фильмы. Великолепно.
Интересно, что в Оклахоме, где живет и преподает Евтушенко:
– Днем не увидишь людей на улицах. – Как в поселке. Где все люди? Я до сих пор этого не знаю. Проезжая по дороге из Москвы вечером в деревнях в девять вечера нигде не горит свет. Людей нет. Где они?
Но я думаю, печаль не в том, что Евтушенко очутился в городе, где хорошие дома, чистые улицы, но нет людей. Музыка в конце третьей серии тревожная и очень печальная. Но это печаль не по месту, где теперь живет Евгений Евтушенко. Это печаль по России, по ее Кремлевским приемам, стройкам века, БАМу, по выступлениям на Всесоюзных съездах, ибо… Ибо эти шумные события жизни Евтушенко – и есть настоящая пустыня. Здесь, в Оклахоме – лучше. В этом весь ужас.
Примерно такой же ужас, когда вы узнаете, что в Амазоне нет русского языка. Английский – есть, французский, немецкий – есть. Даже испанский и итальянский
