Да как же так, – возмущенно шептал незнакомый голос, – против князя?! Против благодетеля?
– Кто благодетель? – ответил другой, в нем Добря с большим трудом различил голос отца. – Рюрик? Рюрик пришлый, он наших законов толком не знает, по-словенски едва говорит, как княжить-то будет?
Люди завозились, зароптали, кто-то остервенело чесался, кто-то громко пыхтел. Добря осторожненько подтянул одеяло, так, что его краешек чуть-чуть отодвинулся, позволяя одним глазком увидеть происходящее.
– Вадим – законный наследник, – продолжил отец. – Первый внук Гостомысла. Первый! Понимаете, что это значит? А Рюрик не просто за морем родился и вырос, так он же от Умилы… А она – средняя.
Повисло напряженное молчание, слышно даже, как мыши в подполе сопят.
Пока Добря страдал и плакал, на землю набежали сумерки. В избе полумрак, в углу тускло горит единственная лучина. За широким столом человек двадцать мужиков, большинство из них хорошо знакомы – плотники, подручные отца. Лица у всех серьезные, хмурые, спины сгорблены, будто на плечах у каждого лежит пара огроменных мешков, доверху набитых камнями. А у отца вид и вовсе жуткий – глаза пылают пожарче печных углей, и голос замогильный:
– По закону, первый – голова, он раньше других на белый свет пришел. Вот ты, Корсак, кому из сыновей хозяйство свое доверишь?
– Старшему, – буркнул огромный детина с переломанным носом, словно бы в насмешку прозванный в память о мелкой и злобной степной лисице.
– А почему?
Мужик замялся, опустил глаза, отозвался нехотя:
– Потому как умнее, ведь дольше других живет, стало быть, лучше понимает, что к чему.
– Вот, – прошептал отец Добри. – Так и Вадим…
– Так Рюрик повзрослее Вадима будет, – осторожно заметил другой. – Стало быть…
Вяч махнул ручищей, огромная ладонь с грохотом обрушилась на столешницу. От звучного удара встрепенулись все, а Добря задрожал, как заячий хвост.
– Не в этом дело. Эх… Не умею я, как волхвы, объяснять… Вот когда скотину выбираешь…
По избе покатился изумленный вздох. Мужики по-бабьи прикрывали рты ладонями, выпучивали глаза. Один даже обережный знак в воздухе начертил и зашептал молитву.
– Да что вы как дети малые, – прошептал Вяч раздраженно. – Когда скотину выбираете, за какой помет больше отдадите?
– За первый, – отозвался тот, что со сломанным носом.
– А почему?
– Лучше, – буркнул кто-то.
Остальные нерешительно закивали, мол, да, лучше, и кровь сильнее, и нрав ближе к родительскому, и вообще… одним словом, лучше! Отец Добри окинул собравшихся пристальным взглядом, свел брови.
– Так и здесь, – продолжал он. – Мать Вадима – первая дочь Гостомысла, а мать Рюрика, Умила, – какая? В ком Гостомысловой крови больше? В ком она сильнее? То-то же… А при Гостомысле как жили?
– Жили, – буркнул кто-то.
Вяч неодобрительно
