носившие названия городов, где они действовали. Самым известным и крупным цеховым подразделением был, естественно, Лондонский цех, который в 1411 году был «инкорпорирован», то есть включен в число официальных учреждений страны, а в 1472 году получил свой герб.
Сохранились два интереснейших документа (они относятся к середине XIV и началу XV вв.), раскрывающие положение английских строительных рабочих: это уставы артели, работавшей на строительстве церкви Святого Петра в Йорке, составленные в 1352, 1370 и 1409 годах руководившим ее работами церковным капитулом. Из них видно, что работы артели производились в крытом помещении, так называемой ложе (lodge), которая одновременно служила для холостых рабочих и спальней; за порядком работ и за поведением каменщиков следили старший мастер и надзиратели, а высший надзор оставался в руках представителя капитула – супервизора; вступая в артель, рабочие приносили присягу «над книгой» (очевидно, уставом), обязуясь подчиняться во всем капитулу и соблюдать артельный устав. К началу XV века название «ложа» перешло уже не только на мастерскую, но и на саму артель.
Тогда же, по-видимому, стали выделяться из цехов и складываться в особый организм и первые масонские ложи (братства). Этот процесс, судя по всему, был постепенным и совершался на протяжении ряда столетий. Несомненно, что еще во второй половине XV века оба типа организации совпадали, если исходить, например, из того факта, что Лондонский цех каменщиков в документах того времени так и назывался: «Святой цех и братство масонов». И только со временем между ними начинает уже выявляться заметная грань: цехи отвечают за чисто ремесленные дела, а братство, более сплоченная и дружная часть цехового коллектива, хранит традиции морального общения и взаимопомощи. Причем, с одной стороны, члены цеха могут и не являться членами братства, а с другой – для поступления в братство уже не требуется быть цеховым рабочим: принеся в ложе присягу и сделав вступительный взнос, можно было получить звание каменщика (франкмасона), ни разу в жизни не держа в руках ни мастерка, ни рабочей кирки.
Естественно, что на зачисление в ложу, в первую очередь, претендовали представители высшей знати, привлекаемые любопытством и заманчивой возможностью приобщиться к тайным знаниям масонов. Впрочем, этот процесс был обоюдосторонним: если знать притягивали к масонству его древнейшая история (о чем всегда если не явно, то обиняками намекали руководители и главы лож) и желание постичь его тайны, то и руководители лож, в свою очередь, не чинили особых помех вступлению в них представителей знати, ибо иметь в своих рядах высокопоставленное или приближенное ко двору лицо значило не только защиту и покровительство со стороны монарха, но и значительные привилегии для организации и ее руководства, а какой человек в то время (впрочем, как и в наше) поступился бы подобной перспективой?
Первым документальным свидетельством принятия в масонское братство постороннего лица служит протокол собрания Эдинбургской ложи от 3 июня 1600 года, где говорится, что единогласным
