я трепещущим голосом сказал:
– Я стану прилежно учиться, тетушка!
– Хорошо, Ваничка, – возразила она и, оборотись к Плезирину, примолвила: – Я вам уже сказала, что он должен иметь фамилию: этот день должен все решить, – придумайте.
Плезирин задумался, прошел несколько раз по комнате и сказал:
– Вы мне говорили, Аделаида Петровна, что узнали своего племянника по удивительному его сходству с покойным отцом, а удостоверились в подлинности своих догадок по рубцу, оставшемуся на его плече от выжженного в его младенчестве нароста.
– Точно так, – отвечала тетушка.
– Итак, ваш племянник должен называться Выжигиным: это характеристическое прозвание будет припоминать ему счастливую перемену в его жизни от этой приметы – и… Тетушка не дала ему кончить:
– Прекрасно, прекрасно! – воскликнула она. – Отныне Ваня будет называться Иваном Ивановичем Выжигиным. Слышишь ли, Ваня?
– Слышу.
– Ну, как тебя зовут?
– Иван Иванович Выжигин.
– Очень хорошо, – сказала тетушка. – А кто ты таков?
– Племянник Аделаиды Петровны Баритоне.
– Нельзя лучше, – сказала тетушка. – Теперь помни, что твой отец был чиновник из дворян и назывался Иванов; он даже составил себе порядочное имение, но, по несчастью, разорился и умер, во время твоего детства; а мать твоя, моя сестра, также дворянка, вышедшая по любви замуж, умерла на другой день после твоего рождения на свет. Как у отца твоего не осталось родственников, то тебе все равно как называться. Ивановым или Выжигиным.
Я молчал и слушал.
– Теперь, Ваня, ступай в свою комнату, – сказала тетушка, – завтра начнутся твои уроки.
Плезирин, который любил подшучивать, сделал мне поклон, примолвив:
– До свиданья, Иван Иванович Выжигин: прошу любить и жаловать своего крестного папеньку.
Тетушка засмеялась и сказала:
– Позволяю любить, но запрещаю походить на него, чтоб не заслужить названия – manvais subject (негодяя).
Это французское выражение я знал давно, потому что учителя называли таким образом, за глаза, детей г. Гологордовского и Скотинки, и потому я за долг почел отвечать:
– Не бойтесь, тетушка, я постараюсь быть не похожим на Семена Семеновича.
На другой день явились учителя. Засыпанный табаком немец, г. Бирзауфер, старик, с багровым лицом, на котором цвели лавры Бахусовы. Г. Феликс, молодой француз, работник с помадной фабрики, который, обучая грамоте начинающих, сам учился ремеслу учителя и гувернера. Г. Шмир-нотен, также немец, учитель музыки и пения, хотя знал очень хорошо теорию музыки, но играл на фортепиано так дурно и ревел так громко и нескладно, что все в доме затыкали себе уши, когда ему приходила охота петь или играть после урока. Танцевать я обучался в танцклассе, у одного хромого театрального
