уже сделали покупки и разошлись по домам готовить второй завтрак. Их сменили мужчины. Когда я добрался до центра города, там собрались толпы мужчин. Лавочники, мелкие торговцы, праздношатающиеся, юноши, пожилые: они разговаривали, сплетничали, некоторые просто стояли и смотрели по сторонам. Таков обычай, так было всегда. Посторонний человек, недавно приехавший в Руффано, мог бы принять их за членов некоей организации, которая собирается захватить город. И ошибся бы. Эти люди и были сам город. То был Руффано.
Я купил газету и, прислонясь к колонне, стал перелистывать страницы в поисках римских новостей. Наконец мне попались на глаза несколько строчек про убийство на виа Сицилиа: «Личность женщины, убитой два дня назад на виа Сицилиа, еще не установлена. Полагают, что она приехала из провинции. Водитель грузовика сообщает, что при выезде из Терни посадил в машину женщину, чья внешность соответствует описанию убитой. Полиция продолжает расследование».
Вчера, перед тем как свернуть на Сполето, мы проезжали Терни. Любой бродяга, отправляющийся из Руффано на юг, в Рим, был бы рад проделать оставшийся путь на грузовике. Водитель, разумеется, уже явился в полицию и опознал тело; к тому же описание убитой разослано во все города страны, чтобы полиция могла сверить его со списками объявленных в розыск. Но что, если убитая женщина не значится в списке? Что, если она просто ушла из дому? Я не мог вспомнить, были у Марты родственники или нет. Конечно же, как только Альдо появился на свет, она целиком посвятила себя моим родителям и с тех пор не расставалась с нами. Она никогда не упоминала ни о братьях, ни о сестрах… Ее привязанность, преданность, вся ее жизнь была отдана нам.
Я опустил газету и огляделся. Ни одного знакомого голоса, даже старческого. И неудивительно, ведь я покинул Руффано, когда мне было всего одиннадцать лет. В тот день, когда мы – я, моя мать и комендант – уехали в штабной машине, Марта отправилась на мессу. Зная ее привычки, мать специально выбрала время отъезда.
– Я оставлю Марте записку, – сказала она мне, – и она поедет за нами со своими вещами. Сейчас у нас нет времени с ними возиться.
Я не понимал, что это значит. Военные постоянно то приезжали, то уезжали. Война кончилась, и все же казалось, что кругом еще больше солдат. Не наших – немецких. Это было выше моего понимания.
– Куда комендант нас повезет? – спросил я мать.
– Какое это имеет значение, – уклончиво ответила она. – Лишь бы уехать из Руффано. Комендант о нас позаботится.
Я был уверен, что Марта очень расстроится, когда вернется домой. Она вовсе не хотела уезжать. Коменданта она ненавидела.
– Ты уверена, что Марта поедет за нами?
– Да, да, конечно.
Итак, вперед – высовываться из штабной машины, отдавать честь, смотреть на мелькающие за окнами виды, с каждым днем все меньше думать о Марте, месяц за месяцем выслушивать все больше лжи, видеть все больше уловок. И наконец забыть, забыть… До третьего дня…
Я перешел через площадь
