Государственное издательство настоящим объявляет к сведению и руководству Полиграфического отдела В.С.Н.Х. и всей Р.С.Ф.С.Р.
1) Ни одна работа, исключая только типографские бланки, канцелярские формы и другие подобного рода технического характера работы, не может быть сдана в набор без разрешения на то центрального управления Государственного издательства в Москве и его отделений в провинции.
2) Вся печатная бумага, находящаяся в типографиях, находится на учете в Государственном издательстве и его отделениях. Бумага эта может расходоваться только по разрешениям Государственного издательства и его отделений.
3) Государственному издательству и его отделениям предоставляется право надзора за ходом работы Государственного издательства и его отделений в типографиях, литографиях, цинкографиях и др. графических мастерских В.С.Н.Х. и установления очередей и их спешности, однако, без вмешательства во внутренний распорядок этих заведений.
Настоящее постановление должно быть доведено до всеобщего сведения всех графических заведений республики.
Нарушение сего обязательного постановления повлечет за собою помимо предания суду революционного трибунала и арест в административном порядке.
Чрезвычайно-уполномоченный Совнаркома по делам бумажной промышленности и печати К. Шедчиков.
Председ. Полиграфотдела В.С.Н.Х. Н. Дербышев.
Заместитель заведующего Государственного издательства Д. Вейс».[96]
Фактически была создана, как сказали бы сегодня, госмонополия с вертикально интегрированной структурой. Причем очень жесткой структурой: «Нарушение сего обязательного постановления повлечет за собою помимо предания суду революционного трибунала и арест в административном порядке», – это уже не шутки. В 1920 году все запасы бумаги в типографиях состояли на учете в Госиздате, ни одно издание не могло выйти без разрешении Центрального управления ГИЗ.[97]
Но даже и эти жесткие – жесточайшие! – меры не спасали ситуацию. В начале 1921 года один из руководителей Госиздата писал в явно апокалипсическом настроении: «…положение с бумагой – небывало ужасно, – на всю РСФСР 8000 стоп, или 10 000 пудов на февраль и март, т. е. на два месяца».[98] (Если учесть, что в то время количество листов в стопе в России не регламентировалось жестко – от 480 до 500, – то легко подсчитать общее количество типографских листов: около четырех миллионов.) Дело дошло до того, что 15 февраля 1921 года Совет Народных Комиссаров поручает Президиуму ВСНХ сократить число полиграфических предприятий, с тем чтобы собрать в оставшиеся квалифицированные кадры и лучшие технические средства.
Вся мощь этой государственной литературно-книжно-издательской монополии была направлена на упорядочение, как его понимали «грубые, упрощенные коммунисты», а по существу – на ликвидацию частных издательств. Не случайно тот же И. Степанов признавался: «Нелегко наладить
Книга и революция, 1920, № 6, декабрь. С. 60.
Институты управления культурой в период становления. 1917 – 1930-е гг. Партийное руководство; государственные органы управления: Схемы/ Авт. коллектив, гл. ред. К. Аймермахер. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004. (Сер. «Культура и власть от Сталина до Горбачева. Исследования».) С. 233.
