аналитическое. Историк Гюстав Мекке в 1932 году отмечал: «В 1921 году, когда разразился голод, объем сельскохозяйственного производства <в России> составлял менее 60 % довоенного <1914 год>, промышленное производство – всего 20 %. Более того, металлургическая промышленность составляла 2 % довоенного уровня».[23] Чтобы было понятно, что это означало «на практике»: все косы, использовавшиеся русскими крестьянами, поставлялись в Россию из Австрии.
Возьмем во внимание и еще один существенный факт. Как раз в начале – середине 1920-х годов даже среди рабочих столичных заводов 60 % вообще не читали книг, из остальных 40 % большинство «брали в руки» политическую литературу. Более двух третей рабочих Советской России не имели дома ни одной книги.[24]
Кому и зачем в этих условиях могла понадобиться научно-популярная литература? Ситуация выглядит сюрреалистически. Особенно если принять во внимание еще и «плохую генетику» этого жанра в России.
«В этом отношении цифры, приводимые ниже, получают особый интерес, – подчеркивал выдающийся русский книговед Николай Александрович Рубакин в 1895 году в своем статистическом и социологическом исследовании «Этюды о русской читающей публике». – Возьмем сначала три главные категории книг: журналы, беллетристику и научный отдел. Разношерстный люд, пользующийся книгами из парижских муниципальных библиотек, распределяет свое внимание между этими последними двумя отделами чрезвычайно равномерно. Так, в 1888–1891 годах беллетристических произведений было взято из этих библиотек почти такой же процент, как и научных. Это отношение держится из года в год, поражая русского исследователя ‹…›. Что касается до научно-популярных книг по естествознанию, то спрос на них <в России> вообще невелик, как потому, что мало существует таких книг, так и потому, что в курсе средних и низших учебных заведений эти науки заняли одно из последних мест, а то и исключены из курса».[25]
Подчеркну еще раз, опубликовано это в 1895 году, а как будто про нас с вами сегодняшних… Впрочем, к аналогиям с современностью мы еще вернемся. А пока небезынтересно будет проследить за родовыми муками становления в России самого названия жанра.
У того же Рубакина в «Этюдах о русской читающей публике» находим: «Толпе, вкусившей немного от древа науки и желающей продолжить свое самообразование, желающей читать научно-популярные книги, не из чего выбирать и нечего читать. Этим и объясняется явление, наблюдаемое во всех библиотеках, что на научно-популярную литературу 60-х гг. <1860-х годов> до сего времени запрос имеется. «Ботанические беседы» Ауэрсвальда и Россмесслера продаются по удвоенной цене, некоторые сочинения Уоллеса, Тиндаля, Фогта тоже… Словом, научный книжный багаж, отправляемый ежегодно в культурную публику, не удовлетворяет потребностей целого класса людей ‹…› Только немногие издатели, как, например, Ф.Ф. Павленков, направили свою деятельность на издание научно-популярных книг, доступных культурной массе, и в этом его положительная и огромная заслуга».[26]
Как
