строящиеся, вооружённые десятки, увидел их глаза, и горящую в них ненависть.
– Разве нужны приказания? Ещё до наступления темноты я вырву сердце из груди Стального Барса, и брошу его в котёл, чтобы его сила перешла ко мне!
Тысячник сделал несколько шагов к строю, несколько мгновений изучал их злые, загорелые лица. Нет, он не ошибся. Они горят местью, и готовы идти в бой, чтобы убить, или умереть. Они просто не умеют жить, зная, что когда-то потерпели поражение! Они всегда были и будут победителями!
– Воины! Вы все уже знаете, что по эту сторону Чёрного Леса разбил свой лагерь наш смертельный враг! Великая Пустота отдаёт нам его в руки, так неужели мы упустим этот шанс и не отомстим за тех, кто лежит в Башнях Молчания?
Подняв мечи вверх, степняки закричали, и воздух наполнился непрекращающимися, воинственными кличами. Сагынай улыбнулся. Именно этого он и добивался. Всё, теперь вперёд, на врага, пока воины ослеплены яростью, и готовы с голыми руками бросаться на обнажённые мечи. Потом, когда воинственный запал спадёт, и появятся первые убитые, это будет сделать гораздо труднее. Степняки плохо сражаются пешими, и не владеют искусством боя в строю, но зато их много, и они ненавидят. Так неужели они не смогут одолеть сотню вигов?
Тысячник вернулся в свой шатёр, торопливо влез в помятые доспехи, и, подхватив на ходу щит, вышел. Всё. Он готов или победить, или отправиться на встречу с Великой Пустотой. Перед боем надо принести жертву богам, но у них уже не осталось пленных гаар. Ничего! Потом боги получат кровь поверженного врага, и будут довольны!
Сагынай не удалось построить своих воинов в боевые порядки. Едва завидев сине-красные щиты, и на фоне голубого неба чёрный флаг с изображением оскаленной пасти барса, челманы с каким-то звериным рычанием бросились вверх по склону холма, не обращая внимания на команды. Напрасно тысячник пытался вразумить бойцов. Его никто не слушал, и ему пришлось, выхватив меч, последовать за своим отрядом. В голову, как назло, ничего не приходило, да и что ему оставалось делать? Только последовав общему яростному порыву с упоением отдаться битве.
Впереди послышались крики, и тысячник понял, что виги начали стрелять из своих страшных арбалетов. Рядом захрипел воин, и Сагынай увидел, как тот упал с торчащей из груди стрелой. Он прикрылся щитом, и тут же подумал, что это бесполезно. Если в него попадут, то дерево, обитое медью, не спасёт. Его проткнёт стрелой вместе со щитом, и, тем не менее, хотелось верить, что этого не случится. Внезапно он различил какой-то непривычный звук, совсем не походивший на шум битвы. Крики боли и смерти не могли его заглушить, а он всё нарастал, становился ближе, и скоро удивлённый тысячник увидел источник этого странного шума.
Впереди бежавший воин внезапно остановился, и с глазами полными ужаса, повернулся. В то же мгновение, что-то большое и тяжёлое, ударило его в спину, и вместе со степняком отбросило Сагыная в сторону. Он ничего не успел понять, только заметил, как промелькнули мимо огромные, деревянные колёса, и длинное тело большой телеги. Что-то железное ударило в грудь, и тысячник
