но что, он не знал. Что нужно сказать, чтобы он смог встряхнуться, и перестал жалеть тех, кто пришёл убивать? Сказать, что если не он, то его? Лишнее. Это говорят вигу с самого рождения. Это впитывается в подсознание вместе с молоком матери. Ничего, его растерянность, наверное, скоро пройдёт, как только он скрестит меч с врагом. Это всего лишь запоздалый страх после первого боя. Рутгеру и самому было не по себе, и он в сотый раз убеждал себя, что эта жестокость вынужденная. Так надо, чтобы жил клан, чтобы вигов с Лазоревых Гор не вырезали как скот.
– Рутгер! – Сын Ульриха оглянулся и увидел, как к стене подходит десяток воинов в красных плащах, с белыми плюмажами на шлемах. Тайная Стража. Сердце похолодело, и что-то похожее на страх, сковало сознание. Конечно, о пыточных лорда Фельмора известно многое, только неизвестно, выходили ли оттуда люди, если обвинения оказывались ложными. Жизнь вига священна, но не для тех, у кого в руках власть.
– Рутгер, сын Ульриха? – Уточнил десятник Тайной Стражи, и нервно сглотнув, побледневший, тревожно огляделся по сторонам. Его воины сбились в кучу, и совершенно растерявшись, не знали, что делать. Со всех сторон к ним стягивались воины клана в боевой раскраске, и их взгляды не предвещали ничего хорошего. Между воинами и Тайной Стражей всегда существовала какая-та неприязнь. Одни горы, одни города и деревни, а люди разные. Одни – сословие воинов, другие – сословие, мужчины какого могли служить только в Тайной Страже.
Толпа расступилась, и по образовавшемуся живому коридору прошёл Вальхар. Хмурясь, он посмотрел на десятника, и недовольно спросил:
– Что нужно здесь харвеллам?
– У нас есть решение суда, на препровождение Рутгера, сына Ульриха в Вольфбур, для оглашения приговора. Почтенному вождю клана должно быть известно о состоявшемся суде… – В голосе десятника послышалась неприкрытая растерянность. Он и сам понимал, что подвергает себя, и своих людей риску быть убитыми, но ничего не мог поделать над собой. Он выполнял роту, данную на мече, когда вступал в ряды Стражи, и только смерть могла освободить его от этой клятвы.
Воины клана молчали, и в этом молчании ощущалась явная угроза. Стоило вождю или воеводе сказать только одно слово, и их разорвали бы на месте. Десятник давно это понял, и как бы случайно положил руку на рукоять меча. Окружённый со всех сторон вооружёнными вигами он собирался дорого продать свою жизнь.
Вальхар сделал шаг вперёд, смерил харвелла оценивающим взглядом, скривил губы в усмешке, и, глядя как тот побелевшими пальцами вцепился в рукоять меча, покачал головой:
– Ты пришёл за моим воеводой. Смело. Надеюсь, ты понимаешь, что забрался в самое логово Снежного Барса?
– Я нахожусь под защитой лорда и закона! – Выкрикнул десятник, словно это могло ему помочь, если бы воины клана набросились на него.
Вождь недобро улыбнулся, и негромко, но его услышали все, хрипло, как мог только он, проговорил:
– Конечно, ты под защитой лорда,
