начальник что-то крикнул, спрыгивая с сиденья, в руке у него был пистолет. Остальные немцы, как заведенные, одновременно соскочили с машин и, пригибаясь, держа винтовки наперевес, развернувшись в цепь, побежали в лес. Пулемётчики, сдёрнув пулемёты с креплений, побежали за ними. Снова захлопали винтовки, из леса выскочила обезумевшая лошадь, отпрянула от мотоциклов и понеслась вправо, на правом боку большое пятно крови, толи её собственной, толи сбитого пулей седока. Минут пять слышались выстрелы винтовок, швейными машинками стучали пулемёты. Стихло.
Из леса вышел немец с винтовкой наперевес, огляделся, повернувшись к лесу, что-то крикнул. Вышли, во главе с начальником, ещё четверо, за ними двое пулемётчиков. Все собрались возле упавшего, командир опустился на корточки, осматривая. Поднялся, махнул рукой – мёртв. Из леса вышли оставшиеся: двое вели взятого в плен русского, окровавленная правая рука висела плетью, третий вёл в поводу двух лошадей. Немецкий командир посмотрел на пленного, что-то приказал, один из немцев достал перевязочный пакет, разорвал его, подошел к пленному и прямо поверх гимнастёрки перевязал ему руку. Командир достал нож, подошёл к русскому, отрезал висевшие у него на поясе сабельные ножны и бросил их в кусты.
Пленного подвели к лошади, подсадили в седло, привязали ноги к подпруге. Убитого вложили в коляску, его место занял пулемётчик.
Мотоциклы гуськом развернулись и медленно поехали назад. Седок последнего мотоцикла держал в поводу лошадь с пленным, лошадь без седока привязали ко второму мотоциклу.
Михалыч с Сашей лежали рядом не шевелясь, безотрывно наблюдая картину боя, занявшего всего пятнадцать-двадцать минут.
– Видал, Сашок? – глухим голосом спросил Михалыч.
Саша посмотрел на сержанта – по его лицу текли слёзы.
– Видал, Сашок? – повторил Михалыч, – а наших то было больше!
Позади, с опушки, послышалось «ку-ку», сержант оглянулся: – из-за дерева выглядывал встревоженный Баев. Сержант махнул ему рукой – ложись!
Скомандовал Сашке:
– За мной, ползком!
Достигли опушки, встали.
– Ты почему примчался, Прохор? Тебе где приказано находиться? – голос сержанта потерял свою обычность.
– Так я же…. Тут же стреляли…. Я думал – это в вас… – начал оправдываться Баев.
– Прохор Прохорович! Запомни – это война, и приказ – закон! За неисполнение его положен расстрел на месте или через трибунал!
Баев побледнел, сделал попытку оправдаться.
– Молчать! – сержант менялся на глазах, вместо прораба-строителя, бригадира, сейчас на него смотрел командир.
– Слушаюсь, товарищ сержант! – прошептал он, вытягиваясь по стойке смирно, – больше не повторится!
Сашка, с испугом и удивлением смотревший на них, открыл рот:
– Разрешите обратиться?
– Давай, Брынцев, обращайся.
– Что мы будем делать?
– Пошли
