из тех подруг, которые стеснялись появляться в людных местах в Олином обществе.
– Да у меня сегодня свидание, – это сказало само отчаяние голосом Ольги Бормотухиной.
– Свидание?! У тебя?! – Алиса даже не заметила, какую бестактность она сморозила. – Но с кем?
Ольга, как ей самой показалось, изящно присела на краешек стола. Хлипкая дешевая мебель угрожающе всхлипнула, и Оля поспешила встать. Нет, сидеть на столе и мило болтать ногами – это Владочкино амплуа. Она же должна вести себя, как и подобает рубенсовской красавице, чинно и плавно.
– Да так, познакомилась с одним. Эдуард его зовут. Вполне ничего, на Энрике Иглесиаса похож чем-то.
– Да ну, – недоверчиво протянула Алиса. – Где же ты его отхватила? Он тоже в Останкино работает?
– Да нет, – Оля передернула плечами, что должно было подразумевать, что она чересчур разборчива для того, чтобы связаться с телевизионным работником, – он бизнесмен. У него своя типография.
Она решила благоразумно промолчать о том, что «типография» состоит из одного настольного печатного станка. И о том, что Эдик жаловался на катастрофическое отсутствие клиентов. И о том, что он носит дешевую обувь и передвигается на раздолбанной «шестерке» с подмосковными номерами.
– Поздравляю, – после паузы сказала Алиса, – а вот у меня сейчас с мужиками глухо. Спроси, может быть, у твоего бизнесмена есть друзья? Не обязательно похожие на Энрике Иглесиаса. Сойдет и Рикки Мартин… Да что уж там, на безрыбье и Лучиано Паваротти сгодится.
Первый рабочий день не принес Оле никаких хороших новостей, кроме короткого триумфа в разговоре с Алиской. Только уж больно подозрительный был у нее взгляд – вряд ли она поверила, что Олю и правда ожидает романтический вечер.
Зато для Влады день сложился как нельзя лучше.
Во-первых, Гоша Кудрин пригласил ее в пресс-бар выпить зеленого чаю. Правда, за ними увязалась долговязая эффектная Верочка из бухгалтерии, но, по словам Влады, Гоша на вредную дылду даже ни разу не взглянул. Его внимание якобы было целиком сосредоточено на ней, Владе, на ее шикарном апельсиновом костюме с глубоким декольте, на ее блестящих губах (избыток помады) и глазах (избыток чувств). Обо всем этом сестра рассказала Ольге вечером, при этом у нее был вид завоевателя-триумфатора. Оля тоскливо слушала, как она нахваливает Кудрина – его выразительные глаза и его мягкие руки, – оказывается, на протяжении всего чаепития он гладил ее коленку под столом. И присутствие наглой Верочки делало эту тайную ласку вдвойне пикантной.
«Откуда ей знать, может быть, другой рукой Гошка умудрился уважить и Верочку, – подумала Оля, – а что, с этого станется».
Нет, другого Гошу Кудрина знала она, совсем другого. Она восхищалась не тем Гошей, который под столом нежно поглаживает острые коленки влюбленных в него красавиц. А Гошку, который шутит так, что у Оли потом три дня болят мышцы пресса (все его шутки, кроме пресловутого «Борца Сумо», казались ей смешными и меткими).
Но оказалось,
