тоже обо всех бедах Анны Ильиничны рассказывала, даже прибавляла кое-что для большего впечатления. Но есть, я заметила, такие люди: им о чужой беде говоришь, а они в этот момент только о себе, только о своих делах думают. И даже рады, что несчастье с кем-то другим случилось, а их стороной обошло. Расскажи им, что где-то землетрясение, а они будут думать: «Как хорошо, что вблизи от нас нет ни гор, ни вулканов и земля под ногами не шатается!..» Расскажи, что человек умер, они даже фамилии не узнают, а первым делом спросят: «Отчего?» И скажут один другому: «Вот видишь, надо к врачу пойти: провериться!»
Я Еремкиным про Анну Ильиничну рассказывала, а они в этот момент (по лицам их видела!) думали только об одном: как хорошо, что у них большая комната, на солнечной стороне и не при кухне! Ну, а когда они услышали, что мы хотим Анну Ильиничну вселить к нам в квартиру, сразу же о справедливости заговорили. Не по закону, мол, и несправедливо, чтобы в хорошую квартиру дома строителей въезжали люди, которые на стройке не работают. Еремкины все законы наизусть знают, но только, я заметила, всегда так выходит, что законы обязаны срабатывать в их пользу, и справедливость они как-то всегда к своим интересам умудряются приспосабливать.
Они стали всюду заявления строчить, и выходило, будто они о правах строителей беспокоятся. А на самом деле они просто не хотят, чтобы сразу трое детей в квартиру въезжали. То есть старшая-то дочь Анны Ильиничны уже взрослая, школу кончает, а двойняшки их насмерть перепугали. Они ведь и со двора ребячьи голоса спокойно слушать не могут, все передергиваются: «Покоя нет! Отдохнуть невозможно!..»
Я слышала, как Еремкина говорила своему супругу: «Когда этот крик издалека доносится, и то хоть убегай на край света. А тут он будет под самым ухом. К тому же учти, что они двойняшки и, значит, вопить будут сразу в два голоса!»
Я могла бы, конечно, ответить ей, что очень хорошо знаю этих двойняшек, что они никогда не орут в два голоса и вообще никак не орут, потому что очень робкие девочки. Но с Еремкиными разговаривать бесполезно – и я решила их перехитрить. Перед самым моим отъездом письмо в стройуправление написала: мол, в доме проживают дети строителей, а Анна Ильинична работает в школе, где эти самые дети учатся, – значит, и она имеет к строительству отношение. Самое непосредственное! Со мной согласились. И Еремкины приумолкли.
Но, приехав сюда, я вдруг подумала, что они, может быть, снова развернули наступление на Анну Ильиничну. Это было бы очень несправедливо! Я Белке перед отъездом поручила следить… Но она все-таки девчонка, и потом – доверчивая, восторженная. Еремкины могут ее обмануть.
А с тобой им будет труднее: ты – мужчина!
В общем, помоги Белке. Или вернее, пусть она тебе помогает. Только не смущайся, пожалуйста, когда они станут восклицать: «Мы будем бороться за правду!» Они так всегда говорят, когда им нужно за самих себя постоять. И вообще к словам Еремкиных не прислушивайся: это для них дымовая завеса. Ты лучше планы их разгадай… И разрушь! Надеюсь на тебя!
Это
