договорить, а хозяйка поместья завизжала как резаная:
– Что-о?! Как ты смеешь?! – Она выхватила цветы, к которым только-только прикоснулись робкие пальцы Лайны, и сунула стебли мне в лицо.
Я отшатнулся, сдерживаясь. Не драться же с разъяренной миссис. Ее перекосило, букет трясся в руках.
– Ты! – она дергала длинный локон, пытаясь его оторвать. – Нет, ты погляди! – миссис Трелони обернулась к Лайне. – Они смеют тебя упрекать! Его мать, мол, в трауре постриглась, а ты нет! Какова наглость! Владельцы нищей таверны!.. Вон отсюда, – приказала она, внезапно перестав кричать и придав перекошенному лицу выражение холодного достоинства.
– Извини, если что-то не так, – я смотрел в перепуганные глаза своей любимой. – Я не хотел тебя обидеть.
– Вон отсюда, – повторила миссис Трелони, оглядываясь, готовая позвать охрану и вышвырнуть меня силой.
– Ты не виноват, – проговорила Лайна, чуть не плача. Султаны у нее на голове закивали вразнобой.
– Пошел вон! – миссис Трелони с хрустом переломила стебли и швырнула искалеченный букет на пол. – Харди! – завопила она пронзительно. – Эдвардс! Где эти ублюдки? Харди, сюда!
Охрана не торопилась.
– Уходи, – прошептала Лайна; она побледнела, губы стали пепельными. – Уходи скорей.
– Я люблю тебя.
– Уходи.
Миссис Трелони вопила громче потревоженного в гнезде вислоухого ревуна:
– Эдвардс, Харди! Быстро сюда!
Я ушел. Зеркальная дверь захлопнулась, отсекая вопли хозяйки поместья; стало удивительно тихо.
Я сбежал по голубым ступеням. Где мой скутер? Площадка перед дворцом была пуста, лишь стояли по краю красно-бурые кактейсы с колючками длинней моей ладони. От ночного заморозка кактейсы скукожились и стояли сморщенные, будто съели гадость.
Черт с ним, не буду искать. Потом свяжусь с Томом Редрутом, раз уж он назвался моим другом, попрошу найти скутер и пригнать к «Адмиралу Бенбоу». Я зашагал по аллее к воротам. От Смертной грязи домой дошел – от «Жемчужной Лагуны» и подавно доберусь.
Я шел и ничего не видел, кроме дороги под ногами. Глупая, злобная тетка – что я ей сделал? Уж который год я знаком с Лайной; мамаша всегда мне улыбалась. Лицемерка. Лгунья. Видно, всполошилась, когда речь всерьез зашла о свадьбе. Наверняка она же подучила Лайну потребовать у меня дикую Птицу. Правильно рассчитала, что мы поссоримся.
А моя-то мать хороша. Зачем перевязала букет локоном? Как нарочно, чтобы меня обругали и выгнали. А может, с умыслом и перевязала? Чтобы я увидел миссис Трелони во всей красе?
И как теперь быть? У меня больше нет Птиц, нет работы в заповеднике. Есть гостиница, приносящая скромный доход… Что станет делать в ней Лайна? Сидеть администратором вместо Шейлы? Или в горничные пойдет?
Еще у меня есть странная сумма в тысячу девятьсот семьдесят девять стелларов. Надо же, какую свинью мне кто-то подложил… Не бедный,
