раз даже так и вошел, и та, в свои-то пять лет, застеснялась, скрючилась, поджалась, не зная, куда деться. И Дима намекнул, вполне по-братски, что как бы не узнала об этом мать, но Женька и тут нашелся: «Тайка мне не сестра, захочу так и женюсь на ней». Дима молча сжал кулаки, так ведь оно скорее всего и есть, и решил с братом не ссориться.
Наум Лазаревич никакой озабоченности внешне не проявлял, только зыркнул на Диму округлившимся под домиком бровей всепонимающим взглядом и – брезгливо отвернулся. Потом сказал Наде на кухне:
– Это твоя кровь подпортила моего сына.
А мог бы ведь сказать и что-то другое. Спешить же с «мерами» пока не думал, мудро давая событиям катиться своим ходом, к неизбежному, как он полагал, концу. Насчет аборта боязливо помалкивал, хотя это было бы самым разумным решением вопроса, вот если бы оно само… И таблетки подействовали, есть же у нас еще отечественная медицина! За Катькой приехала скорая, и через несколько дней она вернулась, побледневшая и осунувшаяся, над вид лет под тридцать, и такая убито-тихая, отчужденная от всего. И вот уже родители ее срочно съезжают, сняв квартиру в другом месте. Вот и тревожиться больше не надо.
Для Димы это много значило, удостовериться в собственной мужской продуктивности, ведь сколько вокруг любопытных, прилипчивых, а то и просто порочных баб. Посматривал он теперь и на замужних, чем они хуже, а девчонок водил в подъезд, вывернув на всех этажах лампочки. Но к чему-то ведь жизнь готовила его, и все чаще и чаще бывало у него такое обледенелое, вывихнутое, едва живое чувство, что призван он к чему-то особенному и важному. Но он не смел, да и не мог принять его, как есть, прорваться к этому еле заметному настроению, сидящему в нем как какое-то внутреннее неудобство, а то и как боль. И странно, оно-то, едва живое, но ведь живое, чуть заметное, но ведь болезненное, оно-то и отвратило его от черняшки и гаражей. Чувство нехватки истины.
Он стал читать. Брал все подряд у матери, таскался по другим библиотекам, искал… искал ответ на еще не поставленный им самим вопрос. Бывало, находил что-то обнадеживающее, открыл для себя старых мистиков, а с ними – потребность в отстраненности от своих же нахрапистых чувств, но… не смог даже бросить курить, и было ему от этого гадко. От школы остался выхлопотанный матерью посредственный аттестат, и отец тянул его, теперь уже с гитарой, в музучилище, все-таки хоть какое-то образование. Но армия опередила эти хлопоты, да просто отменила их как ненужное. Стали спешно собирать деньги, искать знакомых там, а те указали на еще более тамошних, но оказалось, что и те – не совсем еще те… В конце концов за Димой пришли из милиции, и он спешно собрался, глянул с тоской на Таечку: хорошо ей-то быть девчонкой. По дороге стал придумывать для себя «выкуп», так ничего и не придумал, а собранных родителями денег было явно мало. Но вспомнил кое-что из мистиков, и сам себя за это похвалил. Насчет своего тела он нисколько не сомневался: тут все было годное. Но есть
