с ветрового стекла. Отделенный от него пальмами, с крон которых лилась вода, многоквартирный дом ждал, уже более не расплываясь перед глазами, но теперь навеки став непохожим на все другие дома.
Откинувшись на подголовник, чтобы продумать, как лучше добраться до Рольфа Райнерда, Этан не чувствовал никакой сонливости. Даже усталости.
Он не сомневался, что не мог заснуть на одну минуту. Чего там, не мог заснуть и на пять секунд.
Если первый «Феррари» был частью сна, то второй спортивный автомобиль предполагал, что реальность теперь точно следует тропой кошмара.
И хотя он перестал жадно хватать ртом воздух, сердце продолжало биться, как паровой молот, устремившись в погоню за объяснением случившегося, но объяснение это, набрав еще большую скорость, уносилось все дальше и дальше.
Интуиция подсказывала: нужно уехать, немедленно, найти кофейню, выпить большую чашку кофе. Заказать самый крепкий, способный растворить палочку для помешивания напитка.
И хотя годы работы в полиции научили его доверять интуиции, точно так же, как ребенок доверяет матери, он заглушил двигатель и вышел из «Экспедишн».
Никто не спорит: интуиция – важнейшее средство из арсенала выживания. Но честность перед самим собой стоит даже выше интуиции. И он не мог не признаться себе, что хочет уехать не для того, чтобы найти спокойное местечко и предаться там размышлениям в духе Шерлока Холмса, а потому, что страх вцепился в него мертвой хваткой.
А страх не должен победить. Если коп хоть раз уступает страху, то перестает быть копом.
Разумеется, он уже не коп. Ушел со службы более года тому назад. Работа была для него смыслом жизни при жизни Ханны, но за годы, прошедшие после ее смерти, стала отступать на второй план. Теперь он не верил, что может что-то изменить в этом мире. Хотел выйти из игры, повернуться спиной к отвратительной стороне человеческой сущности, с которой повседневно сталкивается детектив отдела расследования убийств. Мир Ченнинга Манхейма находился на максимальном удалении от этих реалий и при этом позволял зарабатывать на жизнь.
Однако, пусть он и расстался с жетоном детектива, пусть ушел со службы, по натуре он оставался копом. Мы все такие, какие есть, кем бы ни хотели быть, кем бы ни старались прикинуться.
Засунув руки в карманы кожаной куртки, ссутулившись, словно дождь непомерной ношей лег на плечи, Этан перебежал улицу, нырнул в подъезд многоквартирного дома.
С куртки вода закапала на мексиканскую плитку пола. Лифт. Лестница. Как и должно быть. Как было.
Запах поджаренного на завтрак мяса и «травки», воздух такой густой, что забивал горло, словно слизь.
Два журнала на столике. Оба адресованы Джорджу Киснеру.
Этан поднялся по лестнице. Ноги подгибались, руки тряслись. На площадке остановился, несколько раз глубоко вдохнул, постарался совладать с нервами.
В доме царила тишина. В это меланхоличное утро понедельника через стены не доносились ни голоса, ни музыка.
Ему почудилось, что он слышит
