и сбрасывал ответ.
– Одна от восьми… другая от пяти… – Большой говорил медленно, и каждая цифра, словно раскаленным клинком, пронзала меня насквозь, – тринадцать строгого режима. И это минимум. Максимум, я думаю, ты сам сосчитаешь.
– Тринадцать лет… – я не знал, что сказать, подобная арифметика не укладывалась в моей голове.
– Держи, братан! – Руслан протянул мне кружку чифира.
######
А ведь действительно, как будто бы и не уезжал. Границу между днями сглаживала однообразная повседневность, и не будь у нас телевизора или хотя бы календаря, мы бы точно потеряли счет времени. Теперь я понял, зачем узники оставляли зарубки на стенах, обозначая проведенные в неволи дни.
– Руся, а ты сколько уже здесь?
– Я? Щас скажу… Так, а сегодня какое число?
– Двадцать пятое.
– Двадцать пятое… – он наморщил лоб и посмотрел на потолок, – год и месяц выходит.
– Так долго? Но почему?
– Это у ментов спросить надо. Сейчас вообще долго судят. Большой вон уже полторашку сидит, Домик трешку…
Мы стояли возле урагана и ели лапшу быстрого приготовления. Дрянь, конечно, но если добавить туда приправы, лучка, нарезанной мелкими кубиками колбаски, то получится очень недурно. А если еще и майонеза сверху, так вообще сказка. Доев, мы помыли тарелки и закурили.
– Ява золотая! Мои любимые!
– Да, ничего такие, – согласился я, – крепкие.
– И по цене нормальные, не то что эти кенты – тридцать с лишним рублей пачка! Ну, куда это?
– А помнишь, вы просили у меня пару пачек на общее, это как понять?
– Тюремный общак. Он собирается в каждой порядочной хате. Вот получает кто-нибудь из нас передачу и туда, – Руся показал на картонную коробку под шконкой Большого. – Кладет все, что считает нужным. Основное, конечно, сигареты и чай.
– И? Куда это потом девают?
– В конце каждого месяца отправляем все в тюремный «котел» – хату, где сидит положенец. Там это все подсчитывают и используют на людские нужды.
– Как это? Например.
– Здесь есть транзитный корпус – пересылка. Люди едут из других управ и ждут там этапа на следующую пересылку. Вот, например, везут его из Владика в Москву, так он десяток таких пересылок проедет, на каждой из которых будет не меньше месяца сидеть. Естественно, у него уже нихера не будет – ни курить, ни заварить. Вот мы нашему брату и помогаем, с общака транзит всегда греют. Транзит – лицо централа.
Руслан выпустил длинную струйку дыма и продолжил:
– Есть еще больничный корпус, там сидят те, кто ждет этапа на областную больницу или те, кого могут вылечить здесь. Туда тоже идет грев. Хоть в чем-то, но мы им помогаем. Транзит и больничка – святые места.
– Благородно.
– Также с общака греют катраны. Пацаны поддерживают воровское, и у них должно быть все, что нужно. Да и вообще, если в любой хате кончатся сигареты или чай, стоит только сказать
