они у вас. Им хочется творить, хочется самовыражаться, но как они сделают это, если вы все им запрещаете? Вы создали какую-то иллюзию того, что хотите помочь им реализовать свои идеи, но сами же пресекаете их. Разве это правильно?
Она смолкла. Лишь внимательно уставилась в журнал выговоров на своем столе. Я чувствовал, что она меня услышала. Не просто слушала, а именно услышала.
– В ваших словах есть смысл, мистер Тернер. Так и быть, в качестве эксперимента мы введем свободную форму одежды, но если из-за этого ученики начнут разводить анархию и нарушать другие правила, то отвечать за них придется вам.
Она с хлопком закрыла журнал и убрала перо в чернильницу:
– Свободны.
«Свободны»… странно, но после этого слова я ощутил себя так, словно выбрался из заключения. Наверное, стоило переговорить с ней, прежде чем побуждать ребят к такой выходке, но я заранее знал, что она откажет. Не узнаешь, пока не попробуешь, не так ли? Вот мы и попробовали. Первый шаг был сделан. Не уверен, в нужном ли направлении я шел, но одну маленькую битву я уже выиграл. Главное, не проиграть войну.
Новая форма одежды заметно подняла дух студентов. Мисс Аттора объявила по радио, что на эту неделю академическая форма отменена, и в субботу преподаватели примут решение на счет нее окончательно, если ее отмена не усугубит успеваемость в целом. Это был толчок для ребят стараться усерднее. Теперь борьба за их свободу перешла к ним в руки. В моих руках оставался лишь риск потерять место в академии, но у меня в рукавах было запрятано еще множество фокусов. Ох, чувствую, что не в последний раз я оказался у нее на ковре. Продвигаться стоит медленно, как по тонкому льду, все время так выгораживаться я не смогу. Судя по всему, у этой дамочки не только нервы железные, но и сама она кремень – уволит безо всяких сомнений, чуть что не так.
В аудитории уже собралась академическая группа Табота, но звонок еще не прозвучал. Поскольку оборудованной именно для этого предмета аудитории еще не сделали, нас поместили в единственную свободную на данный момент – музыкальную. То есть, как я читал, музыки как таковой у них не было, играли на инструментах лишь те, кто умел это делать со школы. Выступления проходили по праздникам, а репетиции устраивали по воскресеньям и иногда вечерами, когда у студентов не было такого большого загруза. Ребята с интересом общались между собой, но, как только прозвучал звонок, все стихли и уселись на свои места и в каком-то томительном ожидании уставились на меня. Не успел я что-то сказать, как меня перебила светловолосая девушка с веснушками:
– Вам сильно там досталось?
Ребята оживленно заговорили, все наперебой пытались что-то спросить меня или же высказать свою версию, но я жестом указал им притихнуть.
– Все в порядке, ребята. Вы же слышали объявление. Сейчас все в ваших руках, моя работа в том числе. Объясните мне вот что, почему младшенькие тоже без формы?
– Мы их подговорили тоже переодеться.
