так, с большой буквы. Вот уж почти двадцать пять лет прошло, а все вздрагиваем… Бомж удостоверение на миг распахнул, Сергей Григорьевич успел прочесть «полковник» и «ФСБ». Так и есть, подумал Кузнецов, дожил. Удостоверение в секунду само сложилось и исчезло, а полковник улыбнулся вполне нормальной, любезной улыбкой приличного человека.
– Если не запомнили, представлюсь устно: Петр Иванович Михайлов, – назвался он. – Возможно также обращение Петр или даже Петя – мы ведь, если не ошибаюсь, ровесники. И меня тоже сослуживцы, прямо скажем, пожалели, не турнули в отставку, хотя давно пора. Вот и служим мы, ну, скажем так, Родине, каждый, как еще может, да, Сергей Григорьевич?
Кузнецов молча пожал плечами. В голове стоял звон, болел затылок. Мало ли, что вчера было нормальное давление… Черт возьми, откуда он это знает? Следят, что ли?!.. В таком состоянии только лекцию читать, студенты сразу заметят и устроят свинский шум…
Автобус тем временем уж подкатил к конечной, затормозил, слегка оттопырив в сторону тяжелый зад, двери зашипели…
Главный учебный корпус и перед ним памятник головастому и носатому основателю института стояли через площадь, ее предстояло перейти, а голова кружилась, и надо было взять себя в руки, сосредоточиться… Однако первое, что заметил Сергей Григорьевич на этот раз, выйдя из автобуса, была никогда им прежде не замечавшаяся фанерная забегаловка с крупной надписью «Чебуречная» над дверью. Заведение было как бы пристроено к стеклянно-пластиковому навесу остановки и сводило на нет всю его современность и аккуратность.
– Итак, будем считать, что познакомились, – сказал все невыносимей благоухающий полковник Михайлов. – И до следующей встречи, Сергей Григорьевич, тогда и поговорим конкретно о нашем деле. А сейчас вы полкрупинки нитроглицерина рассосите, рисковать-то не надо. Ну, кланяюсь…
Преодолев площадь и придя на кафедру – до лекции оставалось еще минут двадцать, – Сергей Григорьевич без всякого стеснения прилег на старый кожаный диван, скинув с него какие-то папки. Коллеги немедленно засуетились, начали вызывать скорую, но он категорически эту несколько наигранную суету прекратил, твердо сказав, что полежит спокойно четверть часа и пойдет на лекцию. Принял все же полтаблетки капотена…
И крепко заснул. Лекцию вместо него прочесть было некому, и ее просто отменили. Студенты с грохотом и воплями обрушились по лестнице к выходу, а он спал.
Конечно, полноценным сном назвать это нельзя было, Кузнецов находился в как бы легком забытьи, но все слышал – и как шумели в коридоре студенты; и как приглушенно, будто уже при покойнике, разговаривали преподаватели; и как завкафедрой велел кому-нибудь из них, кто на машине, отвезти старика (то есть меня, понял Кузнецов) домой, а уж оттуда вызвать скорую и подождать, пока врач решит, госпитализировать или так пусть полежит. Когда же дед (опять я, подумал Кузнецов) очнется, сообщить, что ему оформляют академический
