и они так бубнили, что Вера Петровна встала и загремела горшком. Тут супруги Кузнецовы замерли, притихли, а вскоре, перенервничав, просто уснули на полу без всякого толку и еле проснулись перед самым рассветом, чтобы успеть переложить постель на кровать.
Однако уже на следующую ночь Григорий Семенович, осознав ситуацию в целом, проявил инициативу. Напрягая довольно крепкие, такие, которые называют жилистыми, руки, он, не без труда, помог жене принять достаточную и необходимую с медицинской точки зрения позу. Некоторое время мостился, сгорбившись, сам, наконец все получилось, и он, к собственному удивлению, испытал не испытанное никогда прежде удовольствие. Единственное, что омрачило его новое счастье, – удар затылком об изнанку стола, которая стала ближе в связи с новым способом любви. Впрочем, впоследствии Григорий Семенович был осторожней.
И вот дни нездоровья у Лены задержались на неделю, месяц – сделалось все ясно. Марии Яковлевне купили флакон ее любимой «Красной Москвы» и стали ждать.
Хорошо, что успела Мария Яковлевна со своим советом, а то ведь могла и не успеть – через недолгое время после того, как Лена забеременела, сначала куда-то девался Петр Романович Коган, не вернулся после смены из поликлиники, а вскоре и все Коганы из барака съехали.
Глава вторая
Дальнейшая биография пенсионера в воспоминаниях по ходу автобуса № 254
Прошло семьдесят с небольшим лет после этого…
Тут возникает некоторый провал во времени, откуда-то взялись лишние годы, около шести, или, наоборот, куда-то пропали те же шесть лет… Ну, мы, когда придет срок, это объясним как сможем. В соответствии с нашей склонностью к мистике и невнятности.
А пока, будем считать, прошло семьдесят с небольшим лет,
и Сергей Григорьевич Кузнецов ехал в пригородном автобусе
и, по обыкновению, то дремал, то думал.
Как почти все люди, передвигающиеся в общественном транспорте, Кузнецов С.Г. думал о прошлом. Только молодые люди в транспорте, заткнув уши музыкальными пробками, думают о вчерашнем – где и с кем, чего и сколько; люди среднего возраста – о том же самом, но пяти– или десятилетней давности; а старики – тоже, следует признать, о всякой чепухе, но далекой, давно прошедшей, поскольку ничего вчерашнего они не помнят, а пять или даже десять лет назад их жизнь была точно такой же, как сегодня, потому что последние годы промелькнули очень быстро.
Сергей Григорьевич Кузнецов был именно стариком, ему шел, как говорится, восьмой десяток. Сам он не любил это выражение – «пошел восьмой десяток», ему слышалась в этом какая-то фальшивая бодрость, в то время как восьмой десяток никакой бодростью не сопровождается, и нечего дурачиться.
Быть семидесяти-с-лишним-летним стариком, доложу я вам, господа, – это совсем невеселое занятие. В основном оно состоит в болезнях и безрезультатном, но очень дорогом лечении.
