пяток пробрал горячий озноб.
– Самое страшное, Лида, не твари из моря, не метеоритный дождь… Самое страшное – толпа на подступах к Воротам. Будь осторожна, прошу тебя.
Лидка глядела на него во все глаза.
– С каждым новым поколением люди становятся выше. Расплачиваются за это болью в позвоночнике, но – растут. Школьникам не объясняют, почему это происходит… Но те, кто ниже ростом, имеют больше шансов погибнуть в толчее. Я говорю это не затем, чтобы снова напугать тебя. Я хочу, чтобы в момент катастрофы рядом с тобой, Лида, обязательно кто-то был. Кто-то достаточно сильный, чтобы поддержать тебя.
Лидка сильнее сжала его руку. «Как бы я хотела, чтобы это были вы».
Наверное, эта мысль отразилась на ее лице.
– Лида, – сказал Зарудный медленно. – Через два дня будет очень важное выступление по первому каналу. Мое выступление. Обещай, что будешь смотреть.
– Конечно, – шепотом согласилась она.
– Я думаю, что это будет поворот… в нашей общей судьбе. Я очень на это надеюсь. А теперь – извини, у меня больше нет ни минуты.
Она поняла, что все еще держит его за руку. Что это может показаться странным. И что пальцы надо во что бы то ни стало разжать – хоть зубами.
…Возвращались в молчании. Безмолвно шагали следом два внимательных крепыша. Белки почему-то избрали их объектом повышенного внимания – ждали, наверное, подачки.
– Славка готовится на исторический? – спросила Лидка медленно.
Депутат кивнул.
– Я, наверное, тоже, – сказала она неожиданно для себя.
Он обернулся:
– Да?!
И обнял ее за плечи. Широким движением взрослого, которого порадовал ребенок. Но не отцовским, а скорее братским.
Лидка затаила дыхание. Ткнулась носом в тонкий галстук, изо всех сил вдохнула исходящий от Зарудного запах, чтобы потом наверняка вспомнить. Чтобы воспроизвести это затянувшееся мгновение до малейших деталей.
– Молодец, – сказал депутат Зарудный. – Ну какой же ты молодец, Лида.
Утро девятого июня было солнечным, птичьим, бесконечно обаятельным. Под форменный пиджак Лидка надела парадную белую блузку; новые туфли чуть-чуть сдавливали ногу. Чуть-чуть.
На влажной после ночного дождя скамейке сидела Светка с четвертого этажа. Курила длинную сигарету.
– На экзамен? Ню-ню… А я кинула эту дурную школу. Черт с ней…
– Лида, идем, – сказал отец, который вышел вслед за Лидкой и теперь отпирал машину.
Она втиснулась в крохотный салон и положила на колени букетик мелких шипастых роз – подарок химичке. Время от времени то одна, то другая колючка прорывала бумагу и доставала до Лидкиных пальцев, и тогда Лидка болезненно морщилась.
Сердце стучало где-то в горле.
Девятое число. Девятое; Славкин папа поднял бы ее на смех, но она все равно чуть-чуть боится.
Чуть-чуть.
…Она вымучила четверку.
Химичка
