молитвы и прошения как о живых, так и об усопших. В отношении же молитв об усопших есть и другие обстоятельства, которые ведут к еще большему сокращению их в праздничные дни сравнительно с молитвами о живых.
Для христианина смерть сама по себе не страшна. «Страшна была смерть человеку прежде Честного Креста. По славной же страсти страшен человек смерти»19. «Христос воскресе… дерзайте вей мертвии: умертвися, пленен бысть ад с нею и Христос воцарися… Той нам дарова нетление плоти. Той воздвизает нас и дарует воскресение нам и славы оныя с веселием сподобляет»20. Поэтому мы спокойно исповедуем: «Несть убо, Господи, рабом Твоим смерть, внегда исходити от тела и к Тебе, Богу нашему приходити, но преставление от печальнейших на полезнейшая и на сладостнейшая, и упокоение и радость»21. Поэтому христиане спокойно думают о смерти, спокойно готовятся к ней, спокойно, даже с радостью встречают ее. С апостолом Павлом они говорят: Живем ли мы, для Господа живем; умираем ли, для Господа умираем, и потому – живем ли или умираем – всегда Господни22. Для меня жизнь – Христос, и смерть – приобретение. Влечет меня и то и другое: имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше22. Страшны только грехи, с которыми мы должны будем предстать пред Господом и которые могут разлучить душу от Бога.
«Смерть бо истинна не яже разлучает душу от тела, но яже разлучает душу от Бога»24. Но и в этом отношении мы веруем, что «гласы молебныя, приносимыя… в Церкви о усопшем»25 и общая молитва верных26 облегчит нам это время. Мы уповаем, что Господь явит свою милость тем, которые, хотя и согрешили, но не отступали от Него, которые несумненно во Отца и Сына и Святаго Духа Бога… в Троице славимаго, веровали и Единицу в Троице и Троицу во единстве ПРАВОСЛАВНО даже до последнего своего издыхания исповедали27, которые ВО ИСТИННОМ ПРАВОСЛАВИИ почитали Христа Спасителя сугуба естеством плоти и Божества, единаго же ипостасию28, которые веровали в Того, Кто научил нас на жизнь вечную надеятися.
Но для остающихся еще на земле смерть не только близких, но и чужих – всегда скорбь, всегда печаль, – не столько об усопших, сколько о самих себе. Если всякая вообще разлука, хотя бы и ненадолго, хотя бы и с надеждой вновь увидеться, бывает причиной грусти и слез, то тем более не может не причинять скорби разлука смертию, когда не остается места надежде телесного общения в условиях земного существования. Эта невозможность видимого общения для остающихся в теле болезненна и тяжела. Поэтому плач и скорбь при гробе и вообще при воспоминании об умерших вполне естественны, являются психологической необходимостью, выражением истинной любви к усопшим. Сам Спаситель прослезился при гробе Лазаря законом естества плоти29, яко человек30, образ нам предлагая сердечныя любве31.
И не только мысль о разлуке, об оставлении нас умершими вызывает естественную и законную скорбь и слезы.
