и забот ему нету!
Степан встал из-за стола и вышел, хлопнув дверью.
– Нешто это жизнь? – не унималась Авдотья. – Горе мое горькое! – Она обернулась к стене, на которой висели старые фотографии. – Тимофеюшка, голубчик, забери меня к себе!
Паша тоже поднялся из-за стола и, подойдя к матери, приобнял ее.
– Мам, не расстраивайся, – сказал он.
– Дак ведь глядеть тошно, как вы живете! – всхлипнула та.
– Чем же плохо мы живем?
– А что хорошего? Степка вон женился на порожней бабе. Кто его старость доглядит?
За отсутствие детей Авдотья ненавидела невестку лютой ненавистью, забыв при этом, как сама же проедала Степану голову, убеждая его жениться на Наташке-сироте, чтоб та ему всю жизнь благодарная была, а ей бы, матери, сватов не иметь и свар с ними не знать.
– Еще будут у них дети, – сказал Паша.
– Уж сколько годов нету, откуда вдруг возьмутся? А тебя Ангеловы проклятые спортили! Что ты в той Москве делаешь?
– Учусь, мам. – Он достал из-за пазухи деньги. – Вот, возьми.
Вид денег подействовал на Авдотью лучше всяких утешений.
– Откуда у тебя? – Она быстро пересчитала их. – Ого!
– Чеканку на заказ сделал для нэпманской квартиры, – ответил Паша. И, кивнув на черепки, добавил: – Купи новые миски.
Довольная Авдотья спрятала деньги на груди.
– Ну, гляди сам, сынок, – сказала она. И деловито посоветовала: – Найди себе в Москве годную девку.
– Годную – это какую? – улыбнулся Паша.
– Пролетарку бери. Вон, Степка влип, как муха в навоз. Куда теперь денется? Жена не рукавица. А от деревенской нынче толку нету. Из бывших брать – тоже не дай бог. А пролетарки – они теперя в чести. В начальники выйдешь.
– Глупости, мам, – махнул рукой Паша.
– А Степке скажи, чтоб построже с бабой-то, – не унималась Авдотья. – Может, хоть тебя послушается, побьет ее, чтоб место свое знала.
Спорить с матерью было бесполезно. Да и не хотел Паша тратить на это время. Как и на то, чтобы убеждать брата бить жену – еще не хватало!
Степан никогда не ожидал для себя какой-то особенной, яркой жизни. Еще в юности он понял, что Бог не дал ему ни таланта, как у брата Пашки, ни способностей руководить людьми, как у брата Федора, – и никакого горя от этого не испытывал. Он принимал жизнь такой, как есть, и относился к людям по-человечески в любых обстоятельствах, прощая им недостатки и не подозревая, что способность к этому сама по себе является даром. Именно потому так мучило его отношение матери к его жене. Ну да, женился он на Наталье, не заметив как – прильнула она к его жизни, и само собою вышло, что уж вроде и нельзя не жениться, жалко же девку, вся деревня над ней посмеивается. А любовь… Да есть ли она? Если и есть, то у таких, как Пашка. Тоже как талант, наверное, не всякому от Бога положена.
Степан поднял фонарь повыше, осветил сеновал и спросил:
– Наташ!
