ока вспомнив все, заново ощутив и сухой воспаленный рот, и мертвое затекшее тело, и страх за Илазу. Святая Птица не спустится с неба, не придет на помощь, как приходила к давним и праведным предкам; он, Игар, отступник, потому что, вверяясь Алтарю, снял храмовый знак; он же болтун и предатель, потому что втянул Илазу в…
Паутина чуть дрогнула.
Не так дрогнула, как обычно, когда пыталась пошевелиться Илаза. Паутина дрогнула иначе, по-новому, и от этого движения Игарово сердце подпрыгнуло к самому горлу.
– Илаза… Ила…
Он услышал ее вздох, похожий на всхлип.
– Илаза… Я… спал?
– Тише. Пожалуйста, молчи.
– Мне показалось, что…
– Молчи! – простонала Илаза. – Ты… чувствуешь…
Паутина дрогнула снова – теперь вполне ощутимо; Игар еле сдержал крик.
– Он здесь, – почти спокойно сказала Илаза. – Давно здесь. Он ждет.
Днем Игару казалось, что силы его иссякли раз и навсегда – однако новое сотрясение паутины превратило его в комок из нервов и мышц.
– Эй, ты! – выкрикнул он, выгибаясь дугой. – Эй… Ты…кто здесь, а?!
– Пре…крати, – голос Илазы наконец-то перестал ей повиноваться. – Игар… Я боюсь… Я не…хочу… Я не хочу, не надо, нет!!
В этот момент Игар согласился бы умереть дважды. Не важно, каким способом – лишь бы оставили в покое Илазу.
– Оставь ее в покое! – закричал он, из всех сил пытаясь высвободить затекшие руки. – Тварь!
Это смешно, подумал он в следующую секунду. Все равно что уговаривать голодного волка… Ах, как кричал тот бедный волк… Как кричал…
Теперь паутина мерно, через определенные промежутки времени, вздрагивала – и вздрагивала все сильнее. Игар до отказа вывернул шею, пытаясь увидеть Илазу – вместо Илазы по краю его зрения проскользнула темная, не имеющая формы тень. Показалось?!
Он вглядывался в темную путаницу ветвей, пока не заслезились глаза. Показалось? Страх? Что это было?
Паутина качнулась. Хрипло вскрикнула Илаза; Игар забился, как настоящая муха, так что жгуты из паутинок врезались ему в кожу:
– Илаза! Не давайся! Говори со мной! Я умру за тебя! Говори! Пусть меня жрет, я люблю тебя, больше жизни люблю! Не давайся!
Стон.
Он закричал, как кричал прошлой ночью волк. Сорванного голоса хватило ненадолго; извиваясь, до крови прокусывая запекшиеся губы, он хрипел, захлебывался ее именем, и перед глазами его метались в темноте огненные искорки – как тогда, на соломенной подстилке, когда Отец-Разбиватель впервые поставил его на голову… Все зря… Ила-аза…
– Тихо. Все. Хватит. Теперь успокойся и помолчи.
Он бредит. Это не голос Отца-Разбивателя – тот говорил тонко, с металлическим звоном, и сильно картавил… Это другой голос. Мягкий и вкрадчивый, как у…
– Илаза, – прохрипел Игар в последний раз и затих.
Паутина колыхнулась; к Игару приблизились сзади. Он кожей почувствовал присутствие за своей спиной – и разинул рот, но крика не получилось.
– Тихо.
