не привыкать.
– Ира, не надо…
– Я хочу остаться одна. Пожалуйста.
– Нет. Вам надо поесть. Я бы рекомендовал выпить коньяку. Потом выйти к морю и покричать. Лучше всего поплакать. И к утру смириться с тем, что вы не всесильны. Это очень больно, по себе знаю. Но одной это пережить… Можно. Но, безусловно, не нужно…
– Да что вы обо всем этом знаете? – прошипела она злобно.
– Может быть, больше, чем мне бы хотелось. – Князь отошел от нее, открыл шкафчик, достал пузатую бутылку, снял со стойки два бокала, наполнил их. – Я лишился родителей, когда мне было восемнадцать лет. Акция бомбистов. Экипаж так нашпиговали ледовыми бомбами, что хоронить было уже практически некого…
– Я знаю, как действуют подобные бомбы, – бесцветным голосом проговорила она, сцепив пальцы. – Радиус поражения до десяти метров. разлетевшиеся осколки прошивают тела попавших под удар, как бумагу… Сфера из переплавленных осколков черного хрусталя… Внутри – зачарованный лед. На уроках в Академии нам рассказывали… И показывали.
Андрей Николаевич решительно сунул ей в руки бокал, выпил свой – и уставился на огонь камина, повернувшись к ней спиной.
– Простите. – Она подошла и положила руку ему на плечо. – Я не знала.
– Выпейте коньяк, Ирина. К сожалению, других успокоительных в доме нет. Да я их и не знаю.
– Настойка ледяного мха, – улыбнулась она сквозь слезы. – По капле на год жизни…
– Могу слуг отправить… Вам будет легче, если вы выпьете лекарство?
Он по-прежнему не поворачивался.
Она обошла его – и обняла сама.
– Ирочка, – шептал он, осыпая ее короткими и нежными поцелуями-узнаваниями, поцелуями-вопросами, подглядывая за выражением ее лица из-под длинных ресниц…
А руки уже сами тянулись к ее волосам, которые, как и полагается, были уложены в строгую гладкую прическу. Почему ему всегда казалось, что от такой укладки у нее болит голова?
Она вздохнула – и прижалась к нему. Положила руки ему на плечи.
И легкость поцелуев исчезла, ее сменило неистовство…
Князь ее целовал – страстно, жадно, уже не думая ни о чем, – и потихоньку отбрасывал шпильку за шпилькой, пока не высвободил косу. Он гладил ее распущенные волосы. И не мог остановиться. Не мог насытиться. Смог только чуть приоткрыть глаза, чтобы посмотреть на нее…
Какая серьезная мордашка! Он не мог не улыбнуться. Она почувствовала эту улыбку на своих губах – и очнулась.
Мучительно покраснела.
Он погладил ее по щеке.
«К Небесам все! За два-три дня я организую нам свадьбу, порву всех, кто хоть косо взглянет, императрица не рискнет со мной связываться – и на нее найдется управа». И он прижал девушку к себе еще крепче.
И князю стало так легко, как не было с тех самых восемнадцати лет, когда привычный мир вдруг рухнул.
Он опять потянулся к ее губам, но
