случалось редко, поскольку миссис Кео питала, как сама она говорила, совершеннейшее отвращение к любым разговорам о политике.
В первые два уик-энда Патти и Диана спрашивали у Эйлиш, не желает ли она пойти с ними, однако Эйлиш, еще не получившая первого заработка, предпочитала даже субботние вечера проводить на кухне, пока не придет время ложиться спать. Во второе свое воскресенье она пошла после полудня прогуляться – одна, поскольку в предыдущее совершила ошибку, отправившись на прогулку с мисс Мак-Адам, у которой не нашлось ни одного доброго слова о тех, кто попадался им по пути, а принимая кого-то из прохожих за итальянца или еврея, она неодобрительно морщила нос.
– Большое спасибо, я приехала в Америку не для того, чтобы слушать, как люди на улицах тараторят по-итальянски, или любоваться на странные шляпы, – говорила она.
В одном из писем родным Эйлиш описала принятую у миссис Кео систему стирки белья. Правил в доме не так уж и много, писала она матери и Роуз, но среди них есть такие: гостей не принимать, грязных столовых приборов, чашек и блюдец на кухне не оставлять, никакого белья в доме не стирать. По понедельникам в дом приходили, чтобы забрать все, что нуждалось в стирке, живущая поблизости итальянка и ее дочь. Каждая квартирантка оставляла ей мешок с приколотым списком содержавшегося внутри белья; по средам эти мешки возвращались обратно, и на дне каждого лежал счет, который миссис Кео оплачивала, собирая деньги с жилиц, когда те возвращались с работы. Постиранные вещи к тому времени уже висели в гардеробах или лежали в комодах. К ним добавлялись также чистое постельное белье и полотенца. Итальянка, писала Эйлиш, прекрасно все отглаживает и крахмалит ее платья и блузки.
Она подремала немного и наконец проснулась совсем. Посмотрела на часы: без двадцати восемь. Если встать сразу, удастся поспеть в ванную комнату раньше Патти и Шейлы; мисс Мак-Адам, как знала Эйлиш, уже ушла на работу. Взяв пакет с туалетными принадлежностями, она быстро направилась к двери своей комнаты. На голову Эйлиш надела купальную шапочку, поскольку не хотела портить прическу: вода в доме была такая же, как на корабле, волосы от нее курчавились, их потом приходилось часами расчесывать. Как получу деньги, думала она, схожу в парикмахерскую и остригусь покороче, тогда управляться с волосами легче будет.
Внизу она с удовольствием обнаружила, что кухня пуста. Поскольку вести разговоры ей ни с кем не хотелось, за стол Эйлиш садиться не стала – так она могла уйти, едва лишь кто-то появится. Она заварила чай, поджарила тост. Хлеб, который пришелся бы ей по душе, найти пока не удалось, да и у молока с чаем вкус был какой-то странный. И масло ей не нравилось, оно отдавало жиром. Однажды, возвращаясь с работы, она увидела женщину, которая продавала с лотка джем. По-английски та не говорила, на итальянку не походила, угадать, откуда она, было невозможно, однако, едва Эйлиш принялась разглядывать баночки с джемом, женщина улыбнулась ей. Эйлиш выбрала одну из баночек, думая, что джем в ней крыжовенный,
