как мы тут дети рок-н-ролла и свободы, а он нам навязывает некие рамки, против которых мы можем взбунтоваться.
– Сашка, друг, да хоть из Валентины Легкоступовой! – тут же горячо ответил на его сомнения Афиногеныч. – Ты только кивни – а мы исполним!
Могучий старикан как нельзя лучше передал наши – и мои лично – мысли по этому поводу. Какая на фиг разница, что мы будем играть?! Разве в этом вообще дело? Просто мы благодарны Саше Макарову, живому и пульсирующему человеку за то, что он выудил нас из собственных чёрных ям, объединил какой-то целью и смыслом, заронил в нас потерянные искры и вложил утраченные эмоции. Только ради этого стоило создавать ансамбль.
От наплыва больших и огненных эмоций, вырвавшихся из глубин зачерствевшей души, я, практически непьющий человек, надрался в тот вечер дешёвого вина (которого и было-то вроде совсем немного) так, что в такси меня пришлось грузить. Саша, и ранее не ленившийся привозить и отвозить меня, дотащил непослушное тело до квартиры и передал его матери, как-то спокойно и убедительно попросив её не расстраиваться и не ругать сына, что она неожиданно для меня в полном объёме исполнила.
– Звонили из управления культуры, – объявил Макаров через пару дней. – Сама начальница, Звонарёва. Просила, точнее, настаивала, чтобы мы выступили на Дне открытых дверей в «Тройке». Говорит, все мои заняты, некого послать, а у вас готовый ансамбль. И слушать не желала, что мы не сыгранные. Отрабатывайте каморку! Даже не знаю, что делать. Врёт, наверное, про своих. Не может быть такого, чтобы все заняты.
– Подожди-ка, «Тройка» – это что такое? – спросил я.
– Колония, что ещё! – пояснил шамкающим ртом Афиногеныч. – Почему бы не сыграть? И в аду расцветают лилии.
Про колонию за номером «три», что базировалась где-то в промышленной зоне города и была своего рода достопримечательностью Травяновольска, я, конечно же, слышал. Порой едешь с матерью в автобусе, а какой-нибудь пьяный пассажир орёт на билетёршу во всё горло: «Какие деньги, я только с „Тройки“ откинулся!» В ресторанах тоже эту цифру любили всуе упоминать. Колония строгого режима, отсидишь там лет пять – и ты крут, как склон Джомолунгмы. Если туберкулёз не свалит. Бандитская романтика.
– И что, там День открытых дверей проводится? – продолжал я недоумевать. – Любой желающий может придти?
– Ну, не любой, – пояснил опытный Афиногеныч. – Это для родственников. Ездил я как-то к племяннику в Курганскую область на такой День. Он сейчас большой начальник – в Тюмени живёт.
– Там у них что-то вроде Сабантуя будет, – рассказал Саша. – Перетягивание каната, прыжки в мешках. А потом концерт в актовом зале. По мне – так нормальное место. Какая нам разница, где выступать?
Лёша Удачин молчаливо согласился с мнением старших товарищей. За мной оставалось последнее слово. Не, ну так
