Алеха…
Из землянки помкомбата выскакивает связист:
– «Волга» вас, товарищ лейтенант.
Помкомбата, закусив губу, бросается в землянку. Кравцов и остальные ротные подходят ближе, напряженно вслушиваются.
Андрей Шергин сидит под елью и сосредоточенно смотрит на поле. Коншин идет к нему, присаживается рядом. Шергин только мельком бросает на него взгляд и ничего не говорит. Коншин завертывает цигарку и тоже молча тянется к Шергину прикурить.
– Про письма не забудь, – наконец произносит Шергин.
– Не забуду.
И опять молчание. Почему-то не находит слов Коншин. Видно, потому, что отчужден Шергин, весь в своих мыслях и далек как-то от него. Но все же немного погодя спрашивает:
– Как обстановка, на твой взгляд?
– Обыкновенная, – не сразу отвечает Шергин. – Вот по этой балочке, что от оврага тянется, я до середины поля дойду без больших потерь, а там… Там не знаю… Там, наверно, надо рывок. Но останутся ли у людей силы…
– Ты думаешь, что мы сможем взять эту деревню все-таки?
Шергин долго не отвечает. Несколько раз затягивается махрой, потом медленно, отчеканивая каждое слово, говорит:
– Я должен со своим взводом войти в нее первым…
Коншин невольно отшатывается. И смысл слов, и тон, каким они сказаны, поражают его. Ему начинает казаться, что Шергин невменяем, что он целиком захвачен какой-то именно своей целью и ничего другого для него не существует. Коншину становится даже как-то не по себе.
– Почему – должен?
Шергин поворачивается к нему, внимательно смотрит, затем говорит:
– Разве ты не понял? Адрес на письмах…
– Да… Я хотел спросить… Постеснялся.
– Мой отец – бывший комбриг… И я должен… должен доказать… Понимаешь?
– Понимаю, – Коншин действительно понимает, что Шергин в этом бою будет воевать так, как никто из них…
Между тем выбирается из землянки помкомбата, и его сразу обступают ротные. Коншин поднимается и идет туда. Совсем близко подходить неудобно, но ему так важно знать, что же теперь, после звонка комбата. Он подбирается как можно ближе и становится за дерево.
– Так нельзя! – слышит он голос Кравцова и видит, как тот резко взмахивает рукой.
– Так нельзя говорить, старший лейтенант! – обрывает его помкомбата, стараясь придать уверенность и начальственность своему голосу, но Коншин не может не видеть, что тот растерян и как-то весь смят.
– Виноват, – продолжает Кравцов. – Но ведь и дураку ясно… Не в бирюльки же играть будем. Танки-то хоть будут?
– Нам приданы два танка. Они уже здесь. Короче: это приказ, и обсуждать его нечего.
– Да, конечно, – говорит командир второй роты. – Но если не будет артподготовки, может, перенести на завтрашнее утро… Подберемся затемно, а на рассвете навалимся…
– Приказано наступать сейчас, – уже с
