наш новый заведующий вычислительным центром, – вступается Эдик. – Привалов Александр Иванович.
– Почему вы здесь спите, Привалов? – вопрошает Модест Матвеевич. – Почему не в общежитии?
– Ему комнату не успели отремонтировать, – поспешно говорит Эдик.
– Неубедительно.
– Что же ему – на улице спать? – злобно спрашивает Корнеев.
– Вы это прекратите, – говорит Модест Матвеевич. – Есть общежитие, есть гостиница, а здесь музей. Госучреждение. Если все будут спать в музеях… Вы откуда, Привалов?
– Из Ленинграда, – мрачно отвечает Саша.
– Вот если я приеду к вам в Ленинград и пойду спать в Эрмитаж?
Саша пожимает плечами.
– Пожалуйста!
Эдик обнимает Сашу за талию.
– Модест Матвеевич, это не повторится. Сегодня он будет спать в общежитии. А что касается раскладушки… – Он щелкает пальцами. Раскладушка тут же самовосстанавливается.
– Вот это другое дело, – великодушно говорит Модест Матвеевич. – Вот всегда бы так и действовали, Почкин. Ограду бы починили… Лифт у нас некондиционный…
Корнеев берется руками за голову и стонет сквозь стиснутые зубы.
– По-моему, эти стоны со стороны товарища Корнеева являются выпадом, – визгливо и мстительно вмешивается Выбегалло.
Модест Матвеевич поворачивается к Корнееву.
– Я еще раз повторяю, Корнеев, – строго говорит он. – Немедленно верните диван.
Корнеев приходит в неописуемую ярость. Лицо его темнеет, и сейчас же заметно темнеет в комнате. Огромная туча наползает на солнце. Свирепый порыв ветра сотрясает дуб. Где-то звенят вылетевшие стекла. У стола подгибаются ножки, проседает только что восстановленная раскладушка. В тусклом зеркале вспыхивают и гаснут зловещие огни.
Выбегалло отшатывается, испуганно заслоняясь от Корнеева ладонью. Хома Брут стремительно уменьшается до размеров таракана и прячется в щель. Эдик встревоженно и предостерегающе протягивает к Корнееву руку, шепча одними губами: «Витя, Витя, успокойся…»
И только Модест Матвеевич остается неколебим. Он с достоинством перекладывает папку под другую мышку и веско произносит:
– Неубедительно, Корнеев. Вы это прекратите.
И все прекращается. Корнеев в полном отчаянии машет рукой, в воздухе конденсируется диван и плавно опускается на свое прежнее место.
Модест Матвеевич неторопливо подходит к нему, ощупывает, заглядывает в книжку и проверяет инвентарный номер. Затем объявляет:
– В таком вот аксепте. И попрошу.
Затем он поворачивается ко всем спиной и громко провозглашает:
– Товарищ Горыныч!
– Иду, батюшка, иду! – доносится из прихожей испуганный голос.
Модест Матвеевич удаляется в прихожую, и тут Выбегалло приходит в себя и устремляется за ним с криком:
