им – горы золота.
Вот и решили попробовать Черноворца чёртова послать. Клюв у него был не простой, не костяной – крепче кремня, прочнее железа.
Дед Колокольник перекрестился на красный угол горизонта, где уже стояло солнце в золотом окладе. И перекрестился-поклонился на все четыре части света. Мохнатую шапку надел, ощущая, как она забирает тепло с головы – охолонула за ночь.
Многопудовый язык раскачался и вымолвил первое звонкое слово, а за ним второе, третье:
– Бог! Бог! Бог! – бросался в поднебесье басовитый голос.
А дальше – совсем чудеса. Подголоски начинали выбивать-выговаривать молитву «О живых».
Спа-си, спа-си, спаси, Господи, раб твоих! – говорили одни подголоски, а вторые и третьи подхватывали: – И всех, и всех православных христиан!..
И даруй им, даруй здравие душевное! Здравие телесное!
Бог! Бог! Бог!
Хоть всю Землю обойдите вдоль и поперёк – нигде такого благовеста не услышите.
Тишина разбудилась, голуби вышли в зенит, восторженно и громко заплескали крыльями в лазоревой глубине. Городские стрижи стриганули над крышами. Деревенские ласточки ластились к потухающим звёздам и проплывающим облакам… Умываясь радужной пыльцой, оставшейся в воздухе от раноутренней радуги, Божьи птахи смеялись в полете, пересыпая воздух живым серебрецом, словно бы тоже задорно звонили, благовестили под куполом страны Святая Грусть.
Звонница в небо уходит – теряется в головокружительной вышине.
У подножья, как всегда по утрам, столпился христианский люд. Бабы в праздничных нарядах. Дети в чистых рубашонках. Старики. Молодежь.
Устя Оглашенный стоял, прикрыв глаза. И почему-то кривил губу. Иконописное лицо юродивого стало мрачнеть.
– Царь-колокол нынче с надрывом поёт, с картавинкой.
Старушка рядом возмутилась:
– Ты наболтаешь! Где это видано, где это слыхано, чтобы святогрустный колокол картавил?
Ларион (гренадёр отдыхал после службы) прищурил синие глаза на колокольню, согласился:
Служить, так не картавить, а картавить, так не служить!
Колокола никогда не картавят! – заметил юродивый. – А в энтого как будто картавый бес вселился!
Бродячий музыкант с хорошим «длинным» ухом сказал, сомневаясь:
Кажется, не врет…
Кто? Колокол?
Нет, Устя Оглашенный.
Правду, правду говорит он! – вздохнула баба, подходя к соседке. – Видишь, какое колечко от первого удара откатилось?
Погнутое?
В том-то и дело. Не к добру это!
А во дворце, говорят, поросята ходют по потолку. Следы кругом. Поймать не могут.
И петуха порешили!
Кого?
Ну, Будимирку-то нашего.
Ой,
