Люся, обливаясь слезами. Она смотрела на Ингу с ненавистью и хотела что-то ещё сказать, но не нашлась и, оттолкнув старшую сестру, кинулась к отцу. – Пусть она уходит! Она плохая! Пусть она уезжает! Я её ненавижу!
– Пошли. Тебе пора спасть, – Григорий Михайлович взял дочь на руки и понёс в детскую: – Нельзя так говорить о сестре, – успокаивал дочь Григорий Михайлович. – Она наша и останется такой навсегда. Папа любит её так же, как и тебя, и Танюшу, и Мотю.
– И маму? – сквозь слёзы спросила Люся.
– И маму.
Инга долго смотрела вслед отцу и Люси, крепко обхватившей папу за шею и исподлобья смотрящую на неё невидящим взглядом. Она всё чаще и чаще вспоминала маминых подруг, которые как заклятие приговаривали, успокаивая мать: «Не волнуйся ты. Пусть поедет, познакомится. Столько лет прошло. Они чужие люди. За неделю гостей годы не наверстаешь». Инга вспоминала эти слова и внутренне восставала. «Разорвали. Разделили. Сделали своё дело, а мне навёрстывай. Как? Как прожить за неделю гостей двадцать четыре года? Я же не Люся, которой папа моет попку. И не Танюша, которую папа купает и моет волосы. Представляю, «Папа, помой мне попу, я покакала. Папа берёт меня на руки и моет попку. Мне, двадцатичетырёхлетней девице. Как соединить упущенные годы?»
В таких тяжёлых думах Инга не заметила, как вышел из ванной отец.
– Доча, иди мыться. Тебе постелить?
– Что? – не расслышала Инга.
– Мыться иди. Я уже. Постелить тебе?
– Нет, не надо, – что-то перевернулось внутри Инги. Она ужаснулась собственной догадке, как сократить все упущенные годы, как перешагнуть эту пропасть во времени. Ею обуял страх перед пропастью, которая стремительно разверзлась у неё под ногами и в которую ей предстояло шагнуть. На лице её передался весь кошмар внутренней борьбы между выходом, который она увидела, и светом, которого она так испугалась и к которому стремилась, возможно, всю свою жизнь.
– Что с тобой? – отец увидел бушующий ужас в глазах дочери и не на шутку встревожился. – У тебя всё в порядке? Ничего не болит? Может, неотложку вызвать? Я сейчас позвоню Елене Николаевне.
– Нет, нет, со мной всё в порядке.
– Инга, – отец попытался поймать дочь за руку, но она вырвалась и выбежала из комнаты.
– Инга, – отец потянул за ручку двери в ванную, но та была заперта. – Может, лучше не закрывай дверь? Дети спят. Тебя никто не побеспокоит, – отец прислушался к происходящему за дверью.
– Не волнуйся, со мной всё в порядке. Иди, ложись… – Инга едва не сказала: «я сейчас приду».
Она пустила воду, но продолжала прислушиваться к звукам в комнате. Наконец стукнула дверь в спальню отца, и она перевела дыхание. Инга уставилась на своё отражение в зеркале. На неё смотрела сущая бестия, фурия, с бешеным взглядом. Черты лица обострились в решительности. Она скинула одежду и стала под горячий душ. Обливаясь водой, она сверху вниз разглядывала
